Историки либерального направления и кормящиеся их идеями журналисты часто упрекают выдающегося русского военачальника и общественного деятеля, генерала от инфантерии и генерала от артиллерии А. П. ЕРМОЛОВА в жестокости, проявлявшейся им в бытность главнокомандующим Отдельным Грузинским (с 1820 года Кавказским) корпусом и главноуправляющим на Кавказе. Алексей Петрович, как может показаться читателю, действительно дал повод к таким упрёкам...
"Стеснять злодеев всеми способами..."
В ЕГО переписке встречаем: "Я не отступаю от принятой мной системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейшее есть голод, и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю свою и спасать стада свои... Голоду все подвержены, и он поведёт к повиновению... Лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои". Таких откровений можно привести ещё немало.
Если эти декларации вырвать из контекста общественно-политической ситуации, которая складывалась в причерноморском регионе в первой четверти XIX столетия, может показаться, что Алексей Петрович действительно вёл себя чересчур кровожадно и вполне оправдывал ироническое прозвище "проконсул Кавказа", присвоенное ему недоброжелателями-современниками, усмотревшими некое сходство с методами древнеримских завоевателей. Они, впрочем, не желали замечать, что, взявшись за архитрудное дело искоренения варварских горских обычаев, Ермолов очень часто не имел возможности поступать гуманно, ибо увещевания ослеплённых самомнением абреков и хеджретов не только ничего не давали, но и воспринимались теми как признак слабости, неспособности заставить исполнить свою волю.
Вместо 18 телег серебра будет 18 повешенных старейшин...
ЕРМОЛОВ быстро научил черкесов, чеченцев и прочих привыкших жить грабежом и работорговлей детей гор понимать, что его слова - не пустые угрозы. Привыкшие к тому, что русские постоянно задабривают их, кавказские "хаджи-мураты" поначалу и с новым главнокомандующим пытались вести прежнюю политику выманивания выкупов.
Когда Алексей Петрович находился с дипломатической миссией в Персии, горцы захватили в заложники начальника штаба корпуса полковника Швецова и потребовали за него баснословный выкуп - 18 телег серебра! Ермолов ответил неординарным шагом: вернувшись в Тифлис, в свою очередь взял в заложники 18 наиболее уважаемых старейшин, пообещав, что они будут повешены, если к назначенному им сроку пленник не будет возвращён. Горцы поняли, что грозный Ярмулла слов на ветер не бросает, и Швецова привезли в целости и сохранности.
Предшественники Ермолова - генералы Тормасов, Булгаков, Ртищев - и думать не смели ни о чём подобном. При них, если в заложники брали кого-либо из чиновников русской администрации, начинался длительный торг о размерах выкупа и сроках его уплаты. Как правило, он заканчивался удовлетворением требований похитителей.
Наказывать не трудно
ПОЯВЛЕНИЕ Ермолова на Кавказе знаменовало начало наступления новой эпохи, когда русские начали каленым железом выжигать варварскую жестокость господствовавших здесь средневековых нравов. Современник, хорошо осведомлённый об административной деятельности наместника, отмечал: "Напрасно об Алексее Петровиче говорят, что он был жесток, это неправда, - но он был разумно строг". В свою очередь тот придерживался правила, высказанного в письме одному из друзей: "Одна казнь может сохранить сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены".
Молва преувеличивала его безжалостную суровость. Недруги в окружении государя наушничали, представляя в искажённом виде действия кавказского наместника, лицемерно обвиняя его в излишних жертвах. Но вопреки утверждениям недоброжелателей, Ермолов действовал, как правило, благоразумно, избирательно, оставаясь справедливым. Непреклонен он был к изменникам, входившим в сношения с персами и турками, и отпетым разбойникам, промышлявшим грабежом; милостив и добросердечен - к мирным горцам, снисходителен к сложившим оружие и раскаявшимся. Того же Алексей Петрович требовал от всех военачальников корпуса. В предписаниях его князю Валериану Мадатову, отряженному в 1819 году в Табасарань, читаем: "В рассуждении пленных... внушить войскам, чтобы не защищающегося или паче бросающего оружие неприятеля щадить непременно".
Испанец Хуан ван Гален, служивший в Кавказском корпусе, свидетельствовал, сколь мудрую политику проводил главнокомандующий в тех случаях, когда была хоть малейшая возможность привлечь на свою сторону жителей враждебных аулов, убедить их отказаться от дальнейшего участия в мятеже и тем избежать кровопролития. "Наказывать не трудно, - делился Ермолов с близким другом генералом Арсением Закревским, - но по правилу моему надобно, чтобы сама крайность к тому понудила".
"Теперь самих продавцов вешают..."
БЕЗ крайних мер Алексей Петрович, например, вряд ли бы изничтожил работорговлю. Дипломат и драматург Александр Грибоедов в путевых заметках о поездке по Дагестану и Чечне писал, что в ауле Андреевском "прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей - теперь самих продавцов вешают...".
Нельзя не упомянуть и о том, что главнокомандующий бывал беспощаден и к своим, когда ему приходилось карать подлость, трусость, корыстолюбие... Так, получив известие, что командир одного из полков не решился отбить у кабардинцев русских пленных, он направил ему гневное письмо: "Мне надобно было пройти через всю Кабарду, чтобы удостовериться, до какой степени простиралось неблагоразумное поведение Ваше. Здесь же я узнал, до какой степени простиралась и подлая трусость Ваша, когда, догнав шайку разбойников, уже утомлённую разбоем и обременённую добычей, Вы не смели напасть на неё. Слышны были голоса наших, просящих о помощи, но Вас заглушила подлая трусость; рвались подчинённые Ваши освободить своих соотечественников, но Вы удержали их. Из мыслей их нельзя изгнать, что Вы или подлый трус, или изменник. И с тем, и с другим титулом нельзя оставаться между людьми, имеющими право гнушаться Вами и с трудом удерживающимися от изъявления достойного к Вам презрения, а потому я прошу Вас успокоить их поспешным отъездом в Россию. Я принял меры, чтобы, проезжая село Солдатское, Вы не были осрамлены оставшимися жителями; конечно, я это сделал не для спасения труса, но сохраняя некоторое уважение к носимому Вами чину..."
Цивилизаторскую миссию на Кавказе Ермолов выполнял в условиях войны, которая фактически велась с 1817 года, то есть с первых дней, как русские начали строить на землях горцев крепости, чтобы оградить от разорительных набегов грузинские и другие земли. И по военному времени было непростительной ошибкой проявлять колебания, мягкотелость, попустительствовать горским шайкам, только наглевшим от вида растерявшихся царских генералов...
Только так и можно было остудить воинственный пыл одержимых религиозным рвением и жаждой добычи абреков, коих с ермоловских времен повелось звать хищниками...