- Помолчи, женщина, кто из нас воевал, в конце концов, я или ты? - повышает голос Александр Васильевич Чернов, любовно пожимая супруге руку.
- Ты, конечно, - откликается Антонина Николаевна, - а я с тобой воюю вот уже 57 лет! - и возвращает благоверному не менее нежное пожатие.
Трудно даже представить, сколько испытаний и страданий выпало на долю этих по сей день влюблённых друг в друга людей.
Впереди была война...
А НАЧИНАЛАСЬ эта история так давно... Расцветала сирень, в московских зелёных двориках пели соловьи... И, полная радостных надежд, праздновала окончание школы Тоня, Антонина Николаевна... Потому что даже если твои родители арестованы по злому навету, если тебя выгнали из квартиры и приходится вместе со старенькой бабушкой кочевать по чужим углам - в семнадцать лет невозможно предаваться безысходной печали! Всё образуется, всё получится, и родителей непременно оправдают, а впереди - только счастье!
Но впереди была война... Все мальчишки из Тониного класса ушли на фронт. Домой вернутся всего двое из них. Двое из двадцати двух. Может быть, её одноклассники стояли в одном строю с Сашей Черновым? Может быть, лежали в одних госпиталях, вжимались под обстрелом в землю в соседних окопах? Кто теперь знает? Единственное, что супруги выяснили точно, - в тот месяц, когда ещё не знакомый с Тоней Саша лежал в московском госпитале с тяжёлым ранением, она там же сдавала кровь для раненых. И вполне может быть, что она своему Саше не только жена, но и сестра. По крови...
Могли и "шлёпнуть"
- МЕНЯ призвали в июле и сразу отправили в пехотное училище под Владимир, - вспоминает Александр Васильевич. - Срочные-краткосрочные курсы пехотных командиров, и вот я, юный лейтенантик, уже на передовой. Осматриваться и привыкать некогда - на второй день мой взвод уже в бою. Мужики под моей командой в большинстве постарше меня, я их не только по фамилиям-именам, но даже и в лицо пока не всех знаю. Позиция на окраине какого-то подмосковного городка, немцев мы не видим, но потери несём - фашист бьёт из миномётов и пушек, то справа, то слева взрывы. И вдруг прямо мне под ноги отлетает чья-то каска. Сам не знаю почему, но я её надеваю. И буквально в тот же момент мне в голову попадает здоровенный осколок снаряда. Если бы на мне не было каски, моя история закончилась бы, не начавшись... А так - с тяжелейшим ранением и контузией я оказался в госпитале в Москве. Сказать откровенно, мне хотели сразу инвалидность дать - я очень долго ничего не слышал и не видел, а когда это прошло - осталось такое заикание, что меня понять было невозможно - по пять минут одно слово выговаривал. Да к тому же "что-то с памятью моей стало" - такой забывчивый был, что чуть из-за этого под трибунал не угодил. Дело было так: инвалидность-то я, конечно, взять отказался - как можно на печи лежать, когда весь народ воюет! И распределили меня в новую часть - я с ней так и прошёл всю войну, только в госпитали новые ранения лечить отлучался. Был командиром взвода, потом роты. И, естественно, должен был доводить до своих подчинённых, какие задачи ставит перед нами командование. Да вот беда - на совещаниях-то я присутствую, задания получаю, но до своих людей их донести не успеваю - сразу из памяти вон! Тогда я приноровился то, что начальство говорит, записывать. Только вздохнул спокойно - меня к "особисту" вызывают: заметили, что я что-то пишу, решили - шпион! Чудом отговорился, в те времена вопрос со шпионами быстро решался - в пять минут "шлёпнуть" могли! Ну, в конце концов, повинился я перед командиром части, и мне разрешили ходить на совещания с ординарцем - он при мне был вроде диктофона. Все запомнит и мне потом подскажет, что решено было.
"Воевали на бумаге, да забыли про овраги..."
- ВПРОЧЕМ, все эти решения, постановки задач, - вздыхает Александр Васильевич, - как бы сказать помягче... Большей частью они были бессмысленны. Как говорится, "гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить..." Защиты у пехоты никакой - идём на пулемёты, на танки, словно пушечное мясо. Окопаться, как правило, невозможно - попробуй-ка зимой в мёрзлом грунте себе укрытие выкопай... Да и летом не легче: пехотинец тянет на себе оружие, боекомплект, гранаты, котелок, сухой паёк, скатку - шинель либо плащ-палатку - в общей сложности килограмм под тридцать... А тут ещё болтается на поясе чёртова сапёрная лопатка и лупит тебя при каждом движении либо по ноге спереди, либо по заднице. Короче - мы эти лопатки выкидывали, всё равно от них толку никакого - противник не станет ждать, пока ты себе щель выроешь, он без предупреждения бьёт.
Пехотинцу в бою по генеральским расчётам не более 5 минут жизни отпущено. Так что я после каждого ранения (а у меня их только тяжёлых 6, да столько же лёгких, таких, с которыми в госпиталь не уходил, сам кое-как перемогался), возвращаясь в строй, был вынужден заново знакомиться со своими подчинёнными - личный состав успевал поменяться почти полностью. Кто в госпиталях, а кто убит... Знаете, что мне такое отношение к людям напоминает? Это вроде как хозяйка манку в кастрюлю сыплет - ей же в голову не придёт каждую крупинку считать? Вот и генералам не приходило... А что мы, крупинки, живые - никому дела не было. Нас кидали в бой без артподготовки, не задумываясь, сколько "крупинок" сгинет на минных полях, потонет на неподготовленных переправах, помрёт с голоду и холоду. Я прошёл и Курскую дугу, и Сталинград, сражался за Кёнигсберг, освобождал Прибалтику. И за это время всего два раза видел в небе наши самолёты! Под Сталинградом нашу часть пустили пешим порядком через калмыцкие степи. На офицерах-то хоть овчинные полушубки, а солдаты - в шинельках! Холода за 40, ураганный, сбивающий с ног ветер, абсолютно негде укрыться, а что всей этой массе бредущих по морозу людей надо чем-то питаться - просто забыли... Там я в 20 лет потерял половину зубов - началась цинга. А ведь мне было легче, чем моим солдатам - и одежда теплее, и если ребята из моей роты замёрзшую лошадиную тушу, оставшуюся от шедших в этих местах боёв, под снегом откопают - ведь мне первый кусок несут! И отказывайся, не отказывайся - съесть заставят. "Ты, - говорят, - нам живой нужен!"
Позор это, а не награды
ПОСЛЕ войны Александра Васильевича трудоустроили в КГБ, но быстро поняли, что совать нос в чужие дела - не его стихия, да к тому же здоровье было "на грани фола"... И инвалидность, от которой он отказался в 1941, его всё же настигла... Да только инвалидную пенсию довольно скоро отобрали. "По просьбам инвалидов" - так официально было заявлено... Потом "по просьбе ветеранов" прекратили платить и за награды.
Семья Черновых с новорождённым сыном мыкалась по чужим углам, жила в подвалах и на летних верандах, перебивалась с хлеба на квас... Хотя оба работали - она в архитектурном бюро, он - художником в полиграфии, а жить не на что. Хотелось ещё детей, да куда там, одного бы прокормить...
О том, что в стране есть такой пласт населения, как участники Великой Отечественной, государство вспомнило примерно к сороковой годовщине Победы. Правда, "обрушившаяся" на них забота государства хороша в чиновничьих отчётах, а не в реальной жизни.
Правительство, как видно, думает, что, когда старикам-фронтовикам на грудь вешают очередную юбилейную медальку по случаю очередной годовщины Победы, ветеранам от этого приятно и лестно. Так вот - от лица всех оставшихся в живых воинов Второй мировой Александр Васильевич заявляет, что эти значки им получать стыдно и унизительно. Потому что настоящие награды оплачены болью, кровью, горечью от гибели товарищей. А эти дармовые цацки их обесценивают. Выходит, чем дальше отодвигается война, тем больше становится наград у фронтовиков! Позор это, а не награды!
Да и к шестидесятилетию Победы над Черновым тоже славно подшутили - пришёл потрясающе красивый конверт, а в нём извещение: "Вам присвоено звание майора". И мелким шрифтом снизу - "без денежного содержания". Ну спасибо, уважили! Страсть как хотел он быть майором без денежного содержания!
И деньги, которые фронтовикам с таким буквально вселенским шумом каждый раз прибавляют, не спасают ни от очередей в поликлинике, ни от чиновничьего хамства. Машину "Ока" Чернову когда ещё обещали. По всяким комиссиям гоняли, задавали каверзные вопросы о состоянии здоровья - будто у него в карте не написано, какое это "состояние", кучу справок собрать заставили... И что? Да ничего - не будет никакой машины, завод по их производству закрыли, а очередь ветеранов тает сама собой - пришло, видно, как невесело шутит Александр Васильевич, им время уже не на машинах ездить, а на катафалках с музыкой...
Фронтовая сестра