Самые опасные потери это, вероятно, те, которые происходят постепенно, незаметно, а сказываются так нескоро, что потом уже просто не знаешь, откуда пришла беда. Вот так, день за днем, уходит из нашей семьи речь. Уходит, унося с собой ту неповторимую теплую атмосферу, ту охранительную ауру, которую специалисты называют психотерапевтической функцией семьи.
ПИСЬМО НЕ В МОДЕ
Почему мы стали меньше разговаривать друг с другом? Как не заметили, что магнитофон, телевизор, видеоплейер, ворвавшись в наши дома, соблазнив своими возможностями, завладели и временем, и психологическим пространством? И уже мы, едва открыв дверь, не успев раздеться, с автоматизмом маньяков нажимаем привычную кнопку. При блеске и грохоте теле-, видеофильма затруднительной и вроде бы даже неинтересной стала обыденная домашняя беседа. Если и говорим, то неохотно, отрывисто, подчас грубовато (она ведь въедлива, эта лексика кинобоевиков!), к детям обращаемся странноватыми словосочетаниями типа: "Не мешай давай!", "Ешь давай!" и даже "Спи давай!".
Да, мы капитулировали перед техникой, мы не сумели указать ей время и место. Но почва для обеднения речи начала, видимо, создаваться еще раньше - тогда, когда мы стали меньше писать.
Первыми, еще в двадцатые-тридцатые годы, приняли на себя удар девичьи альбомы для стихов. Те самые, "с конца, с начала и кругом", исписанные подружками, какие некогда так нравились Пушкину. Они ушли, безоговорочно причисленные к мещанству заодно с тюлевыми занавесками, геранью и канарейками.
Затем пришла очередь дневников. Их переставали вести, закруженные ускорявшимся жизненным ритмом. Некогда стало, сидя над тетрадкой, анализировать прожитый день...
Да что дневники! Ведь и писем мы пишем гораздо меньше. Когда-то существовала шутливая присказка для отъезжающих: "Пишите мелким почерком!" - то есть пишите подробнее, больше умещайте на бумажном листке. Сейчас длинное письмо стало почти анахронизмом. И часто слышишь не сокрушенное, а почти гордое: "Не умею я письма писать!" И все-таки еще буквально 2-3 года назад даже самые закоренелые враги эпистолярного жанра перед Новым годом, 8 Марта, 9 Мая - святой день! - брались за перо. Накануне праздников сумки почтальонов разбухали от поздравительных открыток.
Сейчас они тощи, как дистрофики. И дело, наверное, не столько в высоких почтовых тарифах, сколько в обуявшей нас словесной инертности.
Величайшую конкуренцию письмам составил, конечно, телефон. Ведь и правда - чудо как приятно услышать голос родного человека, живущего в другом городе, в другой стране, на другом континенте. Но у телефонного разговора свои изъяны: он в буквальном смысле слова заочный, он не подпитывается обменом взглядами, мимикой, прикосновением, в нем пропадают оттенки интонаций, он тороплив и подчас вынужденно криклив...Может быть, именно стиль телефонных разговоров наложил отпечаток и на нашу "очную" речь? Ведь мы теперь часто переговариваемся как будто издалека, не глядя друг на друга, не обращая внимания на выражения лиц, не улавливая тональности. Тоже стремясь сказать покороче.
Не в телефонном ли разговоре родилось это бесцветное словечко "нормально", усредненно обозначившее самые разные уровни состояния, ощущений, спрессовавшее сколько угодно фактов и событий: "Как живешь?" "Нормально", "Что там на новой работе?" "Нормально", "Интересно провели вечер?" "Нормально".
Обеднение речи - огромная потеря для национальной культуры. Но прежде всего это потеря для семьи, это личная потеря для каждого из нас.
ТАЙНЫЙ КОД
В науке существует такое определение функций речи: во-первых, речь служит средством самовыражения, во-вторых, дает возможность обратиться к кому-то другому и, в-третьих (заметьте, только в-третьих!), содержит нечто, о чем говорится.
Разговор - это что-то гораздо большее, чем обмен информацией. Параллельно с прямым содержанием и даже независимо от него слово заключает в себе некий тайный код, шифр, подтверждающий общность беседующих.
Случалось ли вам когда-нибудь оказаться в замкнутом пространстве, к примеру, в купе вагона рядом с молчащим человеком? Он не проявляет к вам никакой враждебности, он просто молча вошел, молча разложил свои вещи и стал молча смотреть в окно. Время идет, и вам становится все неуютней, вы начинаете ощущать какое-то беспокойство, вас что-то давит.
Но вот попутчик обронил незначащую фразу, ну, хотя бы по поводу пейзажа за окном или погоды, и вы радостно встрепенулись, с готовностью ответили, вам стало спокойнее. В сообщении о том, что листья уже пожелтели или что идет дождь, вы услышали: я тебя признаю, я с тобой считаюсь...
Потребность в речи - почти физиологическая потребность. А кто проведет четкую грань между физиологическим и психологическим? У одних эта потребность сильнее, у других - слабее, но вынужденное молчание тяжело для всех? Недаром же заключение в одиночную камеру всегда считалось одним из самых тяжелых наказаний, недаром монахи, отказывавшиеся от мирских радостей, в числе прочего часто брали на себя обет молчания - лишиться разговоров не легче, чем носить вериги, поститься, спать на голых досках.
Впрочем, ведь и в обыденной жизни формулой полного разрыва отношений становится позиция: "Я с тобой не разговариваю!" Отказываясь разговаривать с кем-то, ставят между ним и собой барьер, опускают шлагбаум, воздвигают пограничный столб...
СТРАДАЮТ СТАРИКИ И ДЕТИ
Как и всякий дефицит, как всякое бедствие, дефицит речи больше всего отражается на самых слабых: на стариках и детях. Старый человек особенно остро нуждается в семейной беседе хотя бы потому, что других возможностей удовлетворить свою потребность в разговоре у него практически нет: с работой он давно распрощался, прежних друзей и знакомых растерял. Дом стал "единственной средой обитания", и в этой ситуации сместились масштабы восприятия. Мелкие домашние происшествия, колебания собственного самочувствия, всплывшие воспоминания приобрели особое значение. Хочется все это хоть кому-то обстоятельно рассказать, обсудить, а готовности выслушивать и обсуждать не проявляет никто. Отлучение от общей беседы воспринимается, как отлучение от семьи, и очень это бывает горько...
Ребенку разговоры необходимы, вероятно, еще больше, чем пожилому человеку, причем разговоры особые. Так важно, чтобы ему много рассказывали, добивались рассказа от него, расспрашивали, уточняли, помогали точнее выразить свою мысль, описать ощущение, впечатление...
Сам-то ребенок, может быть, отсутствия таких бесед-тренировок и не замечает, он уже приучен восполнять этот вакуум: охотно просидит хоть полдня, даже весь день у телевизора, буквально прилипнет к компьютеру, загоняя каких-то крохотных мерцающих человечков в определенную дверь или, наоборот, не пуская их туда. И ничего за это время от него не услышишь, кроме дикарских воплей восторга - или досады.
Откуда ему знать, что в такие часы изнывают от перегрузок нервная система, позвоночник, портится зрение? Что, упражняя речь, он развивал бы мышление, фантазию, воображение - эти двигатели интеллекта?
С муками некоммуникабельности, с трудностями обучения он столкнется потом. А если он школьник, то, наверно, столкнулся уже сейчас.
Скудость, отставание детской речи с каждым годом все больше волнует учителей. "Расскажи своими словами!", "Отвечай полной фразой!" - бьются они. Но "своих" слов у ребенка не хватает, к развернутой фразе он не привык, и это не только речевой пробел. Специалисты сегодня утверждают, что бедность речи обусловливает трудности правописания, тормозит общее развитие. И мало того: как ни странно на первый взгляд, бедная речь делает ребенка агрессивным. Не умея отреагировать словом, обозначить свою обиду, огорчение, усталость, он реагирует действием: швырнет игрушку, что-нибудь изорвет, поломает, кого-то ударит, толкнет...
ФИЗИОЛОГИЯ СЛОВА
Тут мы подходим к одному из самых загадочных свойств слова: рассказывая о своей боли, человек ее облегчает. Он как бы "вынимает" ее из себя, отодвигает на некое расстояние, получает возможность ощутить ее не внутри, а уже во вне себя. Этот феномен особенно наглядно проявляется в литературном творчестве: многие писатели создали лучшие свои шедевры именно в трудные полосы жизни, прибегая к слову, как к спасению.
Гете однажды рассказал, что в молодости был безответно влюблен и переживал это настолько тяжело, что стал помышлять о самоубийстве. Чтобы преодолеть депрессию, оставалось одно средство - описать ее. Так появились знаменитые "Страдания молодого Вертера". Писатель вернул себе равновесие и остался жить - с собой покончил его герой.
Творческий человек не бывает безысходно несчастлив, потому что умеет переплавлять свою боль в слово. Но ведь и нас, обычных людей, в трудную минуту тянет выговориться, выплакаться. Считают, что слезы приносят облегчение потому, что с ними уходит гормон тревоги - адреналин. А что уходит от нас со словом, в чем физиологический механизм его действия?
Может быть, когда-нибудь ученые ответят на этот вопрос, а может быть, он так и останется тайной. Но что магия слова существует - ясно, и ясно давно. "В начале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог",- сказано в Евангелии от Иоанна. Так древний пророк ощутил созидательную и исцеляющую мощь слова.
Старинное латинское изречение "Dixi et animam levavi" ("Сказал и тем облегчил душу") - феномен, хорошо известный психотерапевтам. Опытный врач не поспешит с наставлениями больному, а позволит ему высказаться, во всех подробностях рассказать о своих переживаниях. Это станет своего рода лечебной процедурой, эмоциональным дренажем.
ДАВАЙ С ТОБОЙ ПОГОВОРИМ!
На способности слова давать отток тоске, сомнениям, чувству вины зиждется, вероятно, очищающий и просветляющий эффект исповеди. Но не только исповедальная речь, а обычный житейский разговор способен успокаивать, умиротворять, поднимать настроение. И в этом смысле бесценна именно домашняя беседа: в ней есть то, чего не бывает в пусть и очень интересной, и по-своему тоже необходимой, приятельской беседе. За пределами дома каждый человек - один из многих, а здесь он - единственный. Здесь значимо все, что с ним происходит, все, что он рассказывает (если, конечно, в семье принято разговаривать и выслушивать).
В разговоре за домашним столом то всплывут какие-то семейные легенды, то вспомнятся и на минутку тоже как бы окажутся рядом далекие уже прабабушки, прадедушки, то прозвучат словечки, шутки, понятные только в семье и по-особому сближающие.
Дети обожают рассказы из серии "Когда ты был маленький". Воспоминания эти милы и взрослым, это и прекрасный обходной путь для воспитания у ребенка чувства ответственности за свое поведение, поступки: "Какой я тогда был глупенький и неумелый, а теперь..."
...Течет, течет неспешная беседа, снимая усталость и напряжение дня. А за фасадом, за кадром протягивает ниточки, скрепляющие родственные связи, возводит мостики, вновь и вновь соединяющие близких людей, оно - слово. И пусть разговор идет о самых посторонних предметах, в подсознании отпечатывается: "Меня любят... со мной считаются... мне хорошо здесь..."
Ах, как нужна нам сейчас эта толика психологического комфорта, уверенности, защищенности! Как хочется взмолиться: слово, вернись! Облегчи душу!
Сергей Аверинцев: "Ах, мой милый Августин!"