Примерное время чтения: 10 минут
136

В часы досуга

Сражаясь в шахматы в часы досуга, соперники не задумываются ни над тем, что когда-то эта игра символизировала военную битву, ни о том, что она во многом напоминает круговорот человеческой жизни. Все оказывается гораздо проще или, наоборот, сложнее: как добиться победы в напряженной схватке с сильным противником, разгадав его сложные замысли, планы, комбинации и противопоставив ему свою стратегию и тактику, свою волю и характер. И все это прекрасно отражено в мировой художественной литературе.

Сцены шахматной борьбы и самых разных, иногда даже далеких от игры, размышлений соперников встречаются у писателей разных эпох и народов.

Одним из первых ввел в художественную литературу описание шахматной партии гуманист и родоначальник реалистической прозы эпохи Возрождения Джованни Боккаччо (1313-1375).

В шестой главе одного из его ранних романов, "Ил Филоколо" (1341), герой произведения Филоколо, играя в шахматы с управляющим, делает все, чтобы тот смог объявить ему мат. Герой хотел подружиться с ним для достижения своих целей: "Итак, Филоколо одной из своих фигур зажал короля управляющего, причем налево от короля стоял слон; в то же время управляющий осадил большим числом своих фигур короля Филоколо, у которого оставался единственный путь к спасению - ход в сторону своей ладьи. Но прежде - и это Филоколо хорошо видел - он мог вторым своим конем сыграть так, чтобы объявить королю соперника шах и мат; он, тем не менее, передвинул ладью на ту именно клетку, на которой его собственный король мог найти спасение. Управляющий радостно засмеялся, заметив нашедшее на Филоколо помутнение разума, это давало ему возможность сразу выиграть, что он и сделал, объявив пешкой мат".

В романе описываются еще две партии между теми же соперниками, но рассказ носит более общий характер и интересен прежде всего психологическими нюансами. Многократно упоминаются шахматы и в крупнейшем произведении Боккаччо - знаменитом сборнике новелл "Декамерон" (1350-1353).

Много эпизодов шахматной игры вполне естественно можно встретить в художественных произведениях писателей и поэтов XX столетия. Так, в романе одного из крупнейших английских писателей и драматургов, Джона Бойтона Пристли (1894-1984), "Далеко" (1932) Уильям и его друг Гринлоу в зимние вечера, встречаясь по вторникам, усаживались у камина и проводили долгие часы за шахматами. Уильям играл рискованно, стремительно и, начав атаку, полагался на вдохновение. Его соперник, по обыкновению, закурив трубку, не спешил с ответным ходом, методично проводил свой план и нередко доводил партию до глубокого эндшпиля, который Уильяму казался скучным и неинтересным. Примечательны размышления этих лондонских любителей во время партии. Одному шахматы нравятся за то, что "в них больше личного", для другого фигуры "лишь символы, ничего больше", главным в них "считает математический расчет".

Впрочем, сам писатель, приведя эти расхожие мнения, воспринимал игру иначе. Вот его мысли, высказанные в письме к И. Линдеру 13 июля 1970 года:

"Мне кажется, что двумя наиболее привлекательными элементами в шахматах является то, что в них на удачу подчас нельзя рассчитывать без игры случая. Но при этом все следует обдумывать заранее, а это очень напоминает работу писателя над развитием действия в романе или пьесе.

Что касается места, которое шахматы занимают в моей жизни, фактически оно не очень велико. Я играл в шахматы главным образом в 17-19 лет и в некоторых случаях сидел тогда за шахматной доской далеко за полночь.

...Я полагаю, что с увеличением свободного времени, по-видимому, все больше людей будет играть в шахматы".

Неравнодушен был к шахматам, как и к другим видам спорта, и известный немецкий писатель-романист Эрих Мария Ремарк (1898-1970). Достаточно сказать, что во время выхода первого романа Ремарк был редактором популярного в Германии журнала "Спорт в иллюстрациях". Любовь писателя к шахматам нашла отражение в ряде его произведений. Сцены шахматной игры встречаются, например, в романах "Три товарища" (1938) и "Триумфальная арка" (1946), где устами героя Ремарк высказывает мысль о важном достоинстве игры в шахматы: "Она и отвлекает, и заставляет сосредоточиться".

Эту мысль более пространно и интересно обосновывает Ремарк в другом романе - "Жизнь взаймы" (1959). В нем есть такой запоминающийся эпизод: один из персонажей, 80-летний Рихтер, страдающий тяжелейшей формой туберкулеза, уже почти при смерти попадает в санаторий. Дни идут, а он, несмотря ни на что, продолжает жить. Эликсиром, продлевающим его жизнь, оказываются шахматы. Узнав, что безнадежно больной человек страстно увлекается этой игрой, врачи находят ему подходящего партнера. И они играют, сообщая друг другу свои ходы по телефону.

"Поверьте мне, шахматы дают нашим мыслям совсем другое направление. Они так далеки от всего человеческого... от сомнений и тоски... Это настолько абстрактная игра, что она успокаивает. Шахматы - мир в себе, не знающий ни суеты, ни смерти", - сказал как-то Рихтер дежурной медсестре Лилиан.

С иных позиций подошел к отображению роли шахмат в досуге людей известный российский писатель Василий Аксенов (р. 1932). "Меня привлекает в шахматах, - писал он в ответе на нашу анкету, - прежде всего столкновение индивидуальностей, диалог между ними... Возможность такой конфронтации за разными сторонами шахматной доски весьма соблазнительна для писателя".

Подобную конфронтацию во время шахматной игры Аксенов, например, оригинально обрисовал в своем сатирическом произведении "Победа" (1965), названном писателем "рассказ с преувеличением". В нем, по его словам, показаны "не только столкновение разных характеров, но полярно противоположные системы мышления".

Вот начало этого рассказа:

"В купе скорого поезда гроссмейстер играл в шахматы со случайным спутником.

Этот человек сразу узнал гроссмейстера, когда тот вошел в купе, и сразу загорелся немыслимым желанием немыслимой победы над гроссмейстером. "Мало ли что, - думал он, бросая на гроссмейстера лукавые узнающие взгляды, - мало ли что, подумаешь, хиляк какой-то".

Гроссмейстер сразу понял, что его узнали, и с тоской смирился: двух партий, по крайней мере, не избежать. Он тоже сразу узнал тип этого человека. Порой из окон Шахматного клуба на Гоголевском бульваре он видел розовые крутые лбы таких людей.

Когда поезд тронулся, спутник гроссмейстера с наивной хитростью потянулся и равнодушно спросил:

- В шахматишки, что ли, сыграем, товарищ?

- Да, пожалуй, - пробормотал гроссмейстер.

Спутник высунулся из купе, кликнул проводницу, появились шахматы, он схватил их слишком поспешно для своего равнодушия, высыпал, взял две пешки, зажал их в кулаки и показал гроссмейстеру. На выпуклости между большим и указательным пальцами левого кулака татуировкой было обозначено "Г.О.".

- Левая, - сказал гроссмейстер и чуть поморщился, вообразив удары этих кулаков, левого или правого.

Ему достались белые.

- Время-то надо убить, правда? В дороге шахматы - милое дело, - добродушно приговаривал Г.О., расставляя фигуры.

Они быстро разыграли северный гамбит, потом все запуталось".

Дальше, как и следовало ожидать, спутник весьма интеллигентного по внешности и манерам поведения гроссмейстера вел себя, в отличие от него, вызывающе, во время игры сквозь зубы тянул песню "Хас-Булат удалой, бедна сакля твоя..." и в том же духе комментировал свои ходы.

"- Вот вы гроссмейстер, а я вам ставлю вилку на ферзя и ладью, - сказал Г.О. Он поднял руку. Конь-провокатор повис над доской..."

Естественно, гроссмейстер переиграл своего незадачливого партнера и, не объявляя вслух (как это обычно принято у шахматистов), поставил его королю мат... Но Г.О., углубленный в свои "стратегические размышления", не заметил этого мата и стал неистово шаховать неприятельского короля и...

- Мат! - как медная труба, вскрикнул Г.О.

- Ну вот видите, - пробормотал гроссмейстер, - поздравляю!

- Уф, - сказал Г.О., - уф, ух, прямо запарился, прямо невероятно, надо же, черт возьми! Невероятно, залепил мат гроссмейстеру! Невероятно, но факт! - захохотал он. - Ай да я! - он шутливо погладил себя по голове. - Эх, гроссмейстер вы мой, гроссмейстер, - зажужжал он, положил ладони на плечи гроссмейстера и дружески нажал, - милый вы мой молодой человек... Нервишки не выдержали, да? Сознайтесь!

- Да-да, я сорвался, - торопливо подтвердил гроссмейстер.

Г.О. широким, свободным жестом смел фигуры с доски".

И далее в духе мягкой сатиры, "с преувеличениями" прозвучал парадоксальный аккорд рассказа Аксенова.

"Гроссмейстер смотрел на пустую доску, на шестьдесят четыре абсолютно бесстрастных поля, способных вместить не только его собственную жизнь, но бесконечное число жизней, и это бесконечное чередование светлых и темных полей наполнило его благоговением и тихой радостью. "Кажется, - подумал он, - никаких крупных подлостей в своей жизни я не совершал".

- А ведь так вот расскажешь, и никто не поверит, - огорченно вздохнул Г.О.

- Почему же не поверят? Что же в этом невероятного? Вы сильный, волевой игрок, - сказал гроссмейстер.

- Никто не поверит, - повторил Г.О., - скажут, что брешу. Какие у меня доказательства?

- Позвольте, - чуть обиделся гроссмейстер, глядя на розовый крутой лоб Г.О., - я дам вам убедительное доказательство. Я знал, что я вас встречу.

Он открыл свой портфель и вынул оттуда крупный, с ладонь величиной золотой жетон, на котором было красиво выгравировано: "Податель сего выиграл у меня партию в шахматы. Гроссмейстер такой-то".

- Остается только проставить число, - сказал он, извлек из портфеля гравировальные принадлежности и красиво выгравировал число в углу жетона. - Это чистое золото, - сказал он, вручая жетон.

- Без обмана? - спросил Г.О.

- Абсолютно чистое золото, - сказал гроссмейстер. - Я заказал уже много таких жетонов и постоянно буду пополнять запасы".

Писатель еще с юных лет был привержен к шахматам и хранил к ним самые добрые чувства. Потому, наверное, он боялся, что бурно развивающийся технический прогресс со временем станет угрозой для их существования. В упомянутом письме к одному из авторов этой книги В. Аксенов, размышляя о будущем шахмат (заметим, еще в "докомпьютерную эпоху"!), оказался удивительным провидцем: "Прежде всего, конечно, приходят в голову мысли о шахматном кибере, который сможет считать варианты в миллион раз быстрее самого гениального шахматиста и таким образом убьет игру, вернее интерес живых людей к ней. Такая машина, безусловно, будет сделана, хотя в ней и нет никакого смысла. Что же в таком случае делать шахматам как "древней мудрой игре"? Может быть, им следует измениться таким образом, чтобы усилить роль эмоциональных и даже духовных факторов в игре (в споре, в диалоге, в схватке), то есть то, что недоступно никаким машинам?"

Сегодня, когда такие компьютеры-монстры созданы, они, на наш взгляд, все же не приведут к уничтожению шахмат - как красивого, уже много веков существующего досуга людей и как вида искусства и спорта, служащего мерилом возможностей человеческого интеллекта, его воли, характера, одаренности.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно