Не хватает только свободы...

Окончание. Начало в "АиФ. Европа" N 05(114-117)

НАШ корреспондент побывал в самой большой немецкой тюрьме "Тегель". По заданию редакции, конечно. В пятом корпусе тюрьмы отбывают многолетнее или пожизненное заключение те, кто осужден за тяжкие преступления - убийства, ограбления, разбой.

К заключенным обращаются на "вы"

"ЗДЕСЬ, в 5-м корпусе, у заключенных комфорт, - объясняет 32-летняя Андреа Вайланд - социальный работник тюрьмы, по образованию педагог. - Уже одно то, что он не может выйти на свободу, - самое сильное наказание для человека".

Обслуживающий персонал следит за тем, чтобы не было конфликтов. "Мы обращаемся к нашим заключенным на "вы". Ни разу за много лет работы мне не пришлось пользоваться кнопкой экстренного вызова, звать персонал на помощь. Работа доставляет мне удовольствие, хотя нагрузка и большая: я опекаю вместо 15 положенных 34 заключенных. Очень обидно, что многие после возвращения на волю затем снова появляются в нашей тюрьме... - говорит А. Вайланд.

В кабинет заглянул коротко подстриженный молодой человек невысокого роста, одетый в серый костюм. Галстук, белая рубашка, начищенные ботинки - все в его внешнем виде подчеркнуто аккуратно.

"А вот и господин Ферапонтов", - оживилась госпожа Вайланд. "Александр", - представился молодой человек. И пригласил пройти с ним в его камеру. В комнате площадью 11 кв. м, соединенной дверью с туалетом и умывальником, стоят кровать, письменный стол и тумбочка. На тумбочке - телевизор и музыкальный центр. На окнах - решетки. "Мое дело еще не закрыто..." - сказал Александр.

36-летний Александр Ферапонтов родился в Кишиневе. После учебы в спортивном техникуме и службы в армии закончил Кишиневскую полицейскую академию, получил офицерское звание и работал в органах госбезопасности. Уволившись в 1999 году в запас, Александр устроился на работу в совместное предприятие. В том же году по годовой рабочей визе прибыл в Германию, где уже жила его подруга с их общим ребенком, приехавшая сюда по линии немцев-переселенцев. А спустя пару месяцев Александр был задержан по подозрению в убийстве одного российского коммерсанта.

"В тюрьме я поначалу устраивал голодовки и "революции". За это меня закрыли в бункере".

Там Александр сидел один. Ему не разрешалось выходить из камеры. Час в день отводился на прогулку под присмотром. Роба голубого цвета, наручники...

"Три года меня держали в бункере. Когда потом один из сотрудников тюрьмы меня спросил: "Почему вы нас эти три года терроризировали?", я ответил: "У меня была такая депрессия, вам не понять..." Да, я много чего сделал неправильно, не знал немецких законов и мыслил по-советски, сопротивлялся... Я не горжусь тем, что я здесь. Я стыжусь этого... - говорит Александр, уставившись на стену. - Первое время я ненавидел Германию и всех тут ненавидел. Теперь понимаю, что это была моя ошибка... Надо было сразу учить язык..."

Среди плакатов с полуобнаженными красавицами на стене притаилась маленькая фотография мальчика. "Это мой сын. Ему десять лет, - объясняет Александр. - Он живет в Берлине вместе с моей женой. Они часто навещают меня. Если бы не семья, было бы очень трудно".

Достоевского здесь читать тяжело

"Я ВСТАЮ в половине шестого, полчаса занимаюсь гимнастикой, в 6.20 охранник открывает дверь, и я иду в душ - у нас на этаже три душевые камеры. Затем иду заниматься. Я не работаю, учусь на заочном отделении университета города Хаген на факультете экономики и права. Здесь у нас два компьютера на 15 студентов. Каждый готовит свои вопросы и отправляет по электронной почте в университет. Обычно я около семи часов в день читаю. Хорошо, что можно заказывать книги в библиотеке".

Над кроватью висят полки с книгами. Библия, словари, учебник по праву, "Русская история" Ключевского, "Преступление и наказание" Достоевского.

"В 15.20 у нас заканчивается трудовой день. До 22 часов - свободное время. На ночь охранник закрывает камеры. Почти каждый день я занимаюсь в спортзале, бегаю или играю в футбол, изучаю английский и немецкий языки, хожу в интернет-группу. Один раз в неделю посещаю философский кружок, который называется "Беседы Сократа". Нас там 8 человек, обсуждаем различные философские вопросы или просто беседуем. Недавно начали обсуждать "Преступление и наказание". Скажу откровенно: Достоевского здесь читать тяжело. Слишком уж он "депрессивный".

Самогон в камере делают за 2 дня

НА ПИСЬМЕННОМ столе рядом с печатной машинкой стоит давно остывший обед - бифштекс с картошкой. Вместе с обедом на подносе хлеб, масло, варенье, сыр, фрукты и молоко, то есть полагающийся заключенному ужин и завтрак следующего дня. "У нас никто не ходит в столовую. И я обедаю у себя в комнате.

Русский здесь всякий, кто прибыл из бывшего Союза. Таких тут сейчас 120 человек. Это правда, что в тюрьме нет ни "дедов", ни иерархии. Но арабы и турки толкают наркоту, поляки - алкоголь. А русские всех поднапрягли: чтобы им с этого процент отстегивали. Мы, говорят, "финанцамт", платите нам налоги. И ведь платят... Здесь, в тюрьме, мало кто из русских работает. Коммерцией занимаются. Это же государство в государстве. У нас некоторые самогон делают в камере за два дня. Персонал не замечает, что здесь творится. Но мне это неинтересно. Это не мое. С меня хватит. Да, я не кристально честен. Если бы я не связался с теми криминальными людьми, не сидел бы сейчас здесь. И больно как это все... Когда-то я преступников отправлял в тюрьму, а сегодня с ними сам сижу. И тем самым я наказываю себя втройне. Все в жизни надо начинать с самого себя. Когда меня освободят, я не хочу дальше оставаться в Германии, хочу вместе с семьей вернуться на родину в Молдавию. У меня пять братьев и сестер, друзья, родители еще живы. Мама преподает в школе молдавский язык. Я вот хочу ее школу на ноги поднять... В Германии для детей так много всего, а у наших нет ничего. А чем они хуже?

Чего бы мне хотелось? Чтобы нас навещало больше русскоязычных - из тех, кто живет в Германии. У нас здесь много нормальных ребят, им нужна помощь. Они не знают немецкого языка, у некоторых проблемы с алкоголем. У нас есть доступ в Интернет, пусть все желающие мне пишут... А вообще, здесь у нас все есть. Не хватает только свободы..."

Имена и фамилии заключенных изменены.

Тюремная жизнь