"То были времена "Дорз", "Роллинг стоунз", "Бердз", "Дип перпл", "Муди блюз". Воздух чуть не дрожал от странного напряжения: казалось, не хватало только какого-нибудь пинка, чтобы все покатилось в пропасть. Дни прожигались за дешевым виски, не особо удачным сексом, ничего не менявшими спорами и книжками напрокат. Бестолковые шестидесятые со скрипом опускали свой занавес". (Харуки Мураками, "Охота на овец").
ПОЯВЛЕНИЕ такого "нечто", как Мураками (нечто Ни На Что Не Похожего даже в рамках "видавшей виды" ультрамодной эстетской литературы"), именно в те времена, под занавес "бестолковых", беспокойных и переломных 60-х, можно было бы назвать закономерным, произойди это где-нибудь в Америке. Поэтому то, что Мураками - японец, представляется поистине вторым "японским феноменом". Однако, попав хотя бы в один из бесчисленных миров, создаваемых и причудливо переплетаемых им, подобно музыкальным партиям в джазовой импровизации, постепенно перестаешь искать какие-либо закономерности, поскольку их просто не существует.
Говорить о биографии Харуки Мураками не имеет никакого смысла. Хотя бы потому, что это не скажет ничего лично о нем. Его биография - история всех японцев: в 5 утра подъем, в 5.15 уже в электричке, с 6 до 6 - рабочий день. Шесть дней в неделю, год за годом. Закономерность, скажете вы? Нет, только внешняя сторона внутренних катаклизмов.
Внутри Харуки Мураками, как в джазе, закономерностей нет.
Сравнение с джазом возникает не случайно. После окончания самого престижного японского университета Васэда, получив диплом специалиста по классической драме, Харуки не стал углубляться в пространные труды о творчестве Эсхила и Вергилия, а поспешно женился и открыл в Токио джаз-бар "Питер Кэт". Заслушиваясь Дженис Джоплин и "Муди блюз", зачитываясь Трумэном Капоте, Раймондом Карвером, Чандлером и Фитцджеральдом, Мураками постепенно приходит к выводу, что современному "продвинутому" человеку просто невозможно больше жить в рамках складывавшейся веками восточной "культуры внутреннего пользования", японская литература должна быть серьезно модернизирована. А затем совершенно неожиданно (во время бейсбольного матча США - Япония) его посещает видение - сломать вековые традиции японской литературы предстоит именно ему.
Сегодня Европа и Америка зачитывают до дыр его романы, обсуждают на ток-шоу "тайны" его героев и никак не могут поверить, что Мураками японец. Слишком международными кажутся его книги. "Сэлинджер для взрослых", - кивают критики.
В "мирах Мураками" все противоречит традиционному укладу жизни жителей Страны восходящего солнца. Его герои едят сандвичи, ходят в джинсах, пьют виски, проводят время в разговорах обо всем и ни о чем и в вечных поисках смысла жизни. В его мирах царит хаос, они населены монстрами и чудовищами, которые являются людям в виде овец, телефонных звонков или приступов рвоты, все идеалы рассеиваются как дым, а ценности теряются в куче "Хлама Неизвестного Назначения". Здесь не может быть никаких общественных рецептов, потому что все происходит вне общества. Его герои живут сейчас, потому что "десять лет для них слишком похоже на вечность". Все происходит так, как происходит, и не надо пытаться это понять или объяснить, ведь импровизация, по Мураками, - самая естественная форма бытия.
Поэтому, открывая Мураками, будьте готовы так же поплыть по течению, затеряться в этой огромной куче "Хлама Неизвестного Назначения" и вообще потерять всякую уверенность в чем-либо. Потому что "уверенность в чем-то, оказывается, вообще очень скользкая штука".
Время и деньги