ОБЪЯВЛЕНЫ лауреаты литературной премии Фонда Солженицына. Одну из них (25 тыс. долл.) из рук Александра Исаевича получит Ольга СЕДАКОВА. Появление ее двухтомника стихов и прозы в России - событие. Лишь в 1990 г. в Москве выходила тоненькая книжка стихов. Теперь поэтессу издают в Вене, Париже, Кельне, США, перевели на 12 языков. Она выступала с лекциями в лучших университетах Европы. На родине же Седакова долгое время существовала как автор "глухого самиздата".
- МОЯ судьба в советское время не отличалась от судьбы тех, кто был мне близок: мы относились к замолчанному поколению, ко "второй культуре", андеграунду. То, что нас не опубликуют, было ясно всем, кто начал писать в 70-е, с самого начала. Да мы и не стремились к публикациям: Бродского ведь знали, несмотря на то что не печатали. Я не особенно горевала - общение с настоящим, понимающим читателем у меня все равно было. Даже в те времена получала письма, люди знали, читали мои стихи благодаря самиздату, и я никогда не ощущала одиночества. Так что у меня счастливая авторская судьба. И вышедший двухтомник, особенно стихи, - это все самиздатовские тексты.
- Вы по образованию филолог. Как относитесь к реформам в области орфографии?
- Для некоторых это прямо-таки катастрофа. Для меня - нет. Вот в прошлом году была реформа языка в Германии - нормальное дело. Любой язык развивается, меняется со временем. А потери - они неизбежны. Еще Лотман говорил, что, читая Пушкина в новой орфографии, мы многое теряем. Реформы языка всегда направлены в сторону упрощения.
- Что вы думаете по поводу использования в сегодняшней художественной литературе ненормативной лексики?
- Считается, что грязные, запретные слова - своего рода вызов обществу. Звучит эффектно. Наверно, это и правда дерзость, но уж какая-то слишком легкая, примитивная.
- Поэзия - дело интимное или же повод для общения с массовым читателем на стадионах?
- Поэт менее одиночка среди других творцов, чем принято считать. Он не одинок в ряду своих собратьев даже вековой давности. Он не одинок среди слов, он всегда ведет перекличку через века - есть "Черная земля" Ахматовой и "Черная земля" Сафо... Благодаря этому негласному сообществу он преодолевает и свое одиночество, и читательское. Я изначально отношусь к читателю, не зная его, как к другу. Надеюсь на доверие, понимание. А так называемая "массовая" поэзия, поэзия для народа, популистская... Думаю, это неуважение к читателю и даже может быть оскорбительно для него. Как можно сочинять стихи в расчете на миллионы? Это же не рок-музыка. Хотя есть вид исполнительской поэзии, рассчитанной на массовую читку, поэзия перформанса, такие поэты и одеваются, как правило, как рок-музыканты. Сейчас подобные действа популярны в США. Но, по-моему, камерность для стихов нормальнее и естественнее. В современной цивилизации человек ощущает эмоциональный голод, и, будучи индивидуальным читателем, он этот голод утоляет, но это очень интимный процесс.
- Вас не заботит количество ваших читателей?
- Поэт не должен думать о тиражах. Лучше быть недооцененной, недоопубликованной, чем многотиражной. У нас вообще сильна традиция недооцененности, культ богемного, свободного художника. На Западе поэт - служащий сочинитель, и это печально отражается на их искусстве. Можете представить, как бы, скажем, Блок ходил каждый день к семи утра на службу - сочинять?
- Кто из наших поэтов наиболее востребован и интересен на Западе?
- Фигура номер один - Мандельштам. Далее следуют, как правило, Ахматова, Пастернак и лишь потом Пушкин. Пушкин не стал всемирным поэтом, в переводах его стихи чаще всего гибнут. Сейчас, правда, его поэзия оживает на Западе, делаются новые переводы.
- При вашей востребованности за рубежом никогда не возникало желания эмигрировать из России?
- Странным образом нет, даже не могу объяснить почему. Ни когда меня не печатали, ни позже, когда появился в конце 80-х соблазн в связи с первыми выездами в другие страны и у меня был шок от чужой, благополучно красивой жизни, от доброжелательного и даже почтительного отношения ко мне как к поэту в просвещенном мире. Я была изумлена даже самими обращениями в письмах: "Высокоуважаемая госпожа..." На родине же у меня ничего подобного не было. Давид Самойлов как-то пытался упомянуть меня в какой-то публикации, и у него начались неприятности. Наше замолчанное поколение поэтов было просто вычеркнуто, нас не было.
Настоящий писатель никогда не думает о своей выгоде, не подстраивается под время. Он его отражает. "Плоть от плоти сограждан..."