ВОЕННАЯ история Москвы документирована и расписана чуть ли не по дням и часам. Но в оборонном "ежедневнике" есть лакуна - несколько суток с 15 по 20 октября, о которых мало что известно.
РЕЗОН скрывать почти весь корпус документов, связанных с этими днями, обуславливался не столько паранойей партийной секретности, сколько элементарным стыдом за очень многих москвичей. Недаром, когда Константин Симонов предложил собрать и опубликовать воспоминания москвичей - очевидцев обороны города, ему было отказано на высочайшем уровне. Что же произошло в эти дни?
Как вспоминает москвич Юлий Лабас, "... к матери заявился дворник. Он шепотом сказал, что помойка завалена портретами и бюстами вождей, почетными грамотами и обрывками документов. Даже партийный билет есть, весь замаранный нечистотами и разорванный в клочки..." Подобные случаи не были исключением. Историк и политолог Георгий Мирский говорит, что наибольшее впечатление на него произвели не налеты бомбардировщиков и даже не панические слухи, а "мусорные ящики во дворах, набитые книгами в красном переплете. Это были сочинения Ленина. В страхе перед приходом немцев красные тома тысячами выбрасывали в мусорные ящики..." Сочинения классиков марксизма-ленинизма не помещались в контейнеры, их сваливали во дворах, на улицах и жгли - почти весь центр Москвы заволокло удушливым дымом. Впрочем, в огонь летели не только они. На Кузнецком мосту, площади Дзержинского (Лубянка), улице Кирова (Мясницкая) и улице Мархлевского (Милютинский пер.) шел ЧЕРНЫЙ СНЕГ - пепел сожженных документов. Разумеется, уничтожение документов и архивов - мера хоть и крайняя, но вполне объяснимая. Однако писатель Лев Ларский вспоминает: "... и военкомат и райком партии были безлюдны и открыты настежь. По всей видимости, обитатели покидали свои кабинеты столь поспешно и в таком паническом страхе, что не успели не то что уничтожить документы, но даже убрать их в ящики. Вид сквозняков, гонявших документы с грифом "секретно", навевал ужас и отчаяние".
Самым большим паникером оказался Берия.
ПАНИКЕ поддались очень многие. И первыми паникерами и разносчиками пораженческих настроений стали некоторые представители высшего и среднего руководства. Утром 15 октября Сталин собрал в своем кабинете ряд членов ГКО и Политбюро. Среди них были Молотов, Маленков, Берия, Вознесенский, Щербаков, Каганович, Микоян. Сталин внешне держался спокойно. Однако, резюмируя, предложил всем членам Политбюро и ГКО подготовить меры по эвакуации своих ведомств и покинуть Москву "сегодня же". "Сам я выеду завтра утром", - произнес вождь.
После такого напутствия речи об организованной эвакуации быть не могло. Самым большим паникером оказался Лаврентий Берия. В ночь с 15 на 16 октября он провел срочное совещание райкомов ВКП(б) Москвы, где заявил: "Связь с фронтом прервана. Немецкие танки в Одинцове. Утром раздайте продукты из магазинов населению бесплатно..." Однако, по воспоминаниям секретаря ЦК ВКП(б) Попова: "Я только что вернулся из Усова. Никаких немецких танков в Одинцове не было". Нечто похожее говорит и председатель Моссовета Василий Пронин: "Еще в приемной Сталина Л. Берия вел среди нас панические суждения: "Надо сдавать Москву, а то фашисты перебьют нас, как цыплят".
Опрометчивая фраза "Раздайте продукты бесплатно", по логике вещей означавшая, что "город будет сдан", мгновенно разошлась по всем районам Москвы и породила волну панического страха. Встал общественный транспорт, включая метро. Простых людей от немедленного бегства сдерживал лишь тот факт, что именно в эти дни на предприятиях раздавали зарплату. Однако зарплаты дождались не все. Михаил Журавлев, начальник Управления НКВД Москвы и области, отчитывался о событиях 16-17 октября: "16 октября во дворе завода "Точизмеритель" им. Молотова в ожидании зарплаты находилось большое количество рабочих. Увидев машины, груженные личными вещами работников Наркомата авиационной промышленности, толпа окружила их и стала растаскивать вещи... 16 октября рабочие колбасного завода Московского мясокомбината им. Микояна, уходя из цехов, растащили до 5 тонн колбасных изделий... 17 октября слесарь мотоциклетного завода (Пролетарский район) Некрасов похитил со склада спирт и вместе с грузчиком Гавриловым и кладовщиком Ярославцевым организовал коллективную пьянку. Совместно с этими же лицами он проводил у гаража завода агитацию фашистского характера, призывал уничтожать евреев". Толпы москвичей громили магазины, склады, грабили друг друга, было зафиксировано даже несколько стихийных еврейских погромов. Но самыми отъявленными грабителями и паникерами оказались те, кто должен был все это предотвратить: "Помощник директора завода "Точизмеритель" им. Молотова Рыгин, нагрузив машину большим количеством продуктов питания, пытался уехать с заводской территории. Однако по пути был задержан и избит рабочими".
По городу развесили афиши с портретом Любови Орловой.
АТМОСФЕРА паники подогревалась настоящими шпионами, провокаторами и диверсантами. В очередях, уподобляясь паникеру Берия, рассказывали о том, что немецкие танки прорвались у Речного вокзала и с минуты на минуту появятся на улице Горького. 16 октября традиционное "От Советского Информбюро" было неожиданно прервано мелодией, похожей на "Марш авиаторов", но с немецкими словами - "Хорст Вессель". Трансляция возобновилась только через 20 минут.
Более или менее справиться с паникой, охватившей столицу, удалось только к 20 октября, когда председатель Моссовета Василий Пронин официально объявил об осадном положении и комендантском часе, а милиции и патрулям армии и НКВД были даны соответствующие полномочия. Говорят, именно Пронину пришла в голову идея развесить по городу огромные афиши с портретом Любови Орловой и анонсом ее предстоящих выступлений в Москве. Разумеется, это была не главная причина того, что паника в городе прекратилась, но многих граждан такое объявление успокоило: ведь если назначены концерты, то, стало быть, положение не настолько ужасное...
Когда труп - шпион