Фраза О'Генри: "В летнюю жару в Нью-Йорке есть много замечательных мест для отдыха - кафе на крышах и... м-н-э-э... кафе на крышах" вспоминалась мне всю дорогу. Только вместо Нью-Йорка я подставлял Москву, а вместо кафе на крыше - прогулочный речной трамвайчик.
В САМОМ деле, куда ещё можно податься, когда город представляется каким-то преддверием дантовского ада и когда кругом сатанеют от жарищи москвичи? В открытый кабак-шатёр? Ну уж нет. Раскалённый воздух валится на прорезиненное покрытие, а нагревшийся асфальт поддаёт жару снизу. В таких условиях даже холодное пиво не помогает, а только усугубляет обстановку. Пляж? Тоже не годится - нет никакой гарантии, что не наступишь на свежее собачье безобразие.
Новоспасский мост, откуда начинается стандартный маршрут "речных ишаков", встретил меня абсолютно пустым причалом и мутной серо-зелёной водой, в которой среди пластиковых бутылок и бумажек традиционно дрейфовали презервативы, похожие на мелких медуз. Странно. Неужели, кроме меня, никому в голову не пришла столь очевидная мысль - прокатиться на прогулочном речном трамвайчике?
Романтический болван
"ВАМ сколько билетиков? - симпатичная девушка в кассе явно скучала. - Один? - она удивлённо высунулась из окошка. - А вам зачем?" На её лице проступило замешательство. Действительно, зачем молодой человек решил прокатиться на трамвайчике в одиночестве? Уж не собирается ли он, то есть я, его угнать? Москва всё-таки, как ни крути, а порт пяти морей... Единственное, что оставалось, - прикинуться одиноким поэтом романтического направления или придурковатым остолопом, что в принципе одно и то же. Поглядев в мои образцово пустые глаза, девушка вздохнула, я обрёл билетик и отправился ожидать теплоход на пирс.
Народ стал подходить примерно через полчасика. Романтических болванов вроде меня там не наблюдалось. Так, несколько обжимающихся парочек, сосущий пиво дедок и несколько характерных групп гостей столицы. Набор стандартный до зубовного скрежета. И прозябать бы мне до самого Киевского вокзала в романтической скуке, кабы не одно явление. Строгим, почти что строевым шагом к пирсу вышло десятка два тех, о которых любили говорить году этак в 1951-м: "Танкисты Северной Кореи несут свободу на броне". Лица постные, группа сплочённая - вылитые борцы с империализмом. Или нет?
Динамик-колокольчик выдал в пространство что-то вроде "Хр-р-р... Увжм пассжр наш маршрррт...", а дальше - вообще странное: "Плазменного матроса забили трупы". После минутного размышления и повтора фразы оказалось, что имелось в виду всего-навсего "Вахтенный матрос, зайдите в рубку". Путешествие началось. Строгие северные корейцы вдруг разом прекратили быть строгими и оказались вполне южными, увешанными разнообразной видеотехникой. Щелчки и скрежет узкоплёночных камер перекрыла мощная волна русской народной попсухи, от которой хотелось сигануть за борт. Корейцы носились по теплоходу, и только двое из них оставались сидеть. Ими завладел дедок, вскрывший уже, похоже, третью бутылочку. "Да, это вот всё - Москва! - восторженно орал он, натужно перекрикивая попсу и нависая над несчастными азиатами. - Вон там у нас Театр сатиры, а высотка на Котельнической это вам - у-у-у... Шикарно! А вон видишь, видишь? Кремль! И собор Василия Блаженного!" Дед явно представлял собой вымирающий тип московского всезнайки-краснобая, а по совместительству и бескорыстного вруна. К нему подошло несколько групп гостей столицы, любопытно вертящих головами. Тот, видя, что аудитория выросла, разошёлся вовсю.
Зодчие кровавые в глазах
"А ВЫ ЗНАЕТЕ, что всем, всем строителям этого храма Иван Грозный выколол глаза? Вот то-то! И четырём зодчим, и даже тем, кто его потом расписывал!" - надрывался дедок, произвольно увеличивая для страха количество жертв от сомнительной одной до пары сотен. Гостей передернуло от кровавого кошмара. "А в Кремле сколько всего! И Иван Великий, и Успенский собор, и Красная площадь!" Услышав, как самозваный экскурсовод втиснул Красную площадь внутрь крепости, я громко хмыкнул. Тот недобро на меня покосился и продолжил: "И Царь-колокол, и Царь-пушка, и..." "И Царь-башня!" - ехидно добавил я, борясь с хохотом. Дедок автоматически повторил за мной и осёкся. "Молодой человек! Что за глупые шуточки? Не знаете истории родного города, ну и молчите себе, не мешайте рассказывать... И не позорьтесь перед иностранцами!" "Да, действительно, - какая-то тётка поправила на своей маленькой внучке платьице. - Пожилой, заслуженный человек так интересно говорит, а вы перебиваете!" Мне стало стыдно, и я потупил глаза. Но не уши. Потому что дальнейшая его околесица в стиле "развесистая клюква" была ещё великолепнее.
Теплоход миновал рослую "бабу в бигуди", подошёл к ЦПКиО. Дождавшись, пока стихнут визги публики на "американских горках", заглушившие на несколько секунд даже корабельную попсу, дедок схватил корейца за рукав и повлёк к левому борту. Тот покорился своей судьбе с истинно восточным фатализмом. "Вот! - орал дед. - Видал? Настоящий космический корабль, наш "Буран"! Видал, как обгорел? Это он когда из космоса возвращался... Во какой у нас корабль был!" Кореец обречённо мотал головой, другие гости столицы внимательно слушали, дивясь превратностям судьбы советского челнока... не подозревая о том, что данный корабль ни разу не был в космосе и вообще предназначался для подводных испытаний.
"А вот Нескучный сад! - не унимался дед. - Там у нас правительство отдыхает, если устанет сильно!" Представив власть имущих, отдыхающих под вопли пьяных толкиенистов, дерущихся на деревянных мечах, я заржал в голос и ретировался на корму. Откуда без эмоций стал наблюдать за нетрезвыми людьми, что с матерным гиканьем бултыхались в грязной воде аккурат под "правительственными резиденциями".
Дед бухтел до самого Киевского вокзала и продолжал ещё на пирсе. Уходя с набережной, я вдруг отчётливо понял, откуда берутся легенды о метровых крысах, зарезанных зодчих и масонах. И всё же в летнюю жару в Москве есть много замечательных мест для отдыха - это речные трамвайчики и... м-н-э-э... речные трамвайчики.
новогодние лав-стори