МАШИНЫ спецслужб только начинали заполнять улицу Мельникова на съезде с Волгоградского проспекта. "Сюда нельзя, стоянка только для сотрудников органов", - приказал мне отогнать машину гаишник. А около оцепления стояли родственники захваченных. Галина Васильевна со слезами на глазах пыталась прорваться сквозь кордон из "закатанных" в шлемы и бронежилеты солдат. "Там находится мой ребенок, - кричала она. - Почему мне ничего не сообщают?" Шла первая ночь трагедии.
Рядом отец с сыном дозванивались до сидящих в зале жены и дочки. Игорь узнал, что дочь отпустили на свободу и она находится в микроавтобусе где-то около ДК. "У меня чуть сердце не остановилось, когда узнал, что они в заложниках, - говорит Владимир, тоже пытающийся узнать хоть что-то о своих близких. - Единственное желание - всем этим выродкам головы поотрубать".
Володя рассказывает: "Детей выпустили из здания около 10 часов. Их погрузили в микроавтобус, и они просидели в нем, не зная, что делать, около часа. Тогда было всего две патрульные машины, и к автобусу легко можно было подойти".
Тянулись мучительные часы ожидания. Люди пытались узнать, живы ли их родственники, вновь и вновь нажимали кнопки мобильных телефонов. Однако сеть была перегружена и прозвониться было довольно сложно.
Группка сотрудников театра сверяла по записной книжке, кто из их товарищей находится в плену. Люди кидались к каждому чину, выходившему из оцепления.
И те, кто дозванивался, узнавали, что обстановка внутри накаляется. Уже в первую ночь нам стало известно, что среди заложников есть жертвы - мы дозвонились до ученицы восьмого класса школы N 405 Лены Смирновой: "Один человек лежит в луже крови. Я не знаю, жив ли он. Они отпустили только часть детей. А сейчас отбирают телефоны и заставляют смотреть в пол. Они сказали, что если кто-нибудь попытается подойти к зданию, то взорвут все к чертовой матери. Очень страшно. Кажется, я схожу с ума".
Невысокая женщина в шляпке в отчаянии обращалась к окружающим: "Помогите мне кричать "мир". Так родители хоть как-то хотели помочь своим детям, не допустить штурма здания. Бездействие и неизвестность буквально раздавили людей. "Что это? Второй Буденновск?" - требовал правды пожилой человек. Люди, словно тени, скитались под дождем, пытаясь выяснить хоть какую-то информацию.
У входа в здание профтехучилища, где расположился Центр реабилитации и помощи родственникам заложников, дежурили милиционеры. Журналистам и посторонним лицам вход воспрещен. Спортзал напоминал больше дом скорби, чем заведение для психологической разгрузки. Гнетущая тишина, родители с застывшими лицами и выплаканными глазами. Разговаривать никто не хотел. "Ну что мы тут сидим? Уже настолько тошно ждать, что жить не хочется, - не выдержала женщина в белом берете. - У меня там два сына. Надо президенту сказать, чтобы хоть что-то делали".
Наконец принесли списки освобожденных заложников. "У меня громкий голос. Давайте я зачитаю", - попросил высокий молодой мужчина. На глаза ему наворачивались слезы, поэтому читал он запинаясь. "Так. Охранник, выведите его из зала", - категорично заявила руководительница центра. "Вы что, у него же горе. Брат там", - заступились женщины. Но он уже сам покорно шел к выходу, не обнаружив в списке родной фамилии. В углу тихо всхлипывала женщина. Недавно она получила от своего семнадцатилетнего сына Петрова Димы сообщение: "Я вас люблю, но, скорее всего, вас не увижу".
ГОРЕ - ЛЮБОВНИК