В ПРЕЖНИЕ годы произведения на "скользкую тему", будь то фильмы Пазолини или романы Генри Миллера, вызывали скандалы и споры. Сегодня кинематограф буквально захлестнула волна "чернухи". "Остров", "Пианистка", "Королевская битва", "Собачья жара" и прочее, прочее - интеллигентные люди с тонкой душевной организацией весело и с удовольствием истязают себя и близких, а жюри на международных фестивалях вручают подобным фильмам премии и спецпризы. Мы попытались выяснить, с чего это вдруг режиссеров обуяло желание переворошить все накопленное человечеством "грязное белье".
Бога нет - все можно?
Карен ШАХНАЗАРОВ, режиссер, директор концерна Мосфильм"
ЭТО очень тревожный симптом, и говорит он о катастрофическом моральном кризисе в обществе. Морали-то сегодня нет. Она умерла. Как говорил герой Достоевского, "Бога нет - все дозволено". У меня порой складывается впечатление, что слишком много умственно и нравственно нездоровых людей занимается сегодня кинематографом.
Безусловно, различные отклонения могут быть предметом исследования искусства, но весь вопрос в том, каким образом это делается. Чехов тоже написал "Палату N 6", но при этом не смаковал пикантные подробности, а говорил об ужасающем насилии над человеческой личностью, и рассказ его полон сочувствия, сострадания слабому, несчастному. Но когда подобные фильмы или книги создаются исключительно ради того, чтобы вызвать скандал, привлечь к себе внимание, это, на мой взгляд, ничего общего не имеет ни с искусством, ни с культурой.
Некоторые критики пытаются оправдывать подобные фильмы фразами о том, что, мол, все уже сказано и искусству надо искать новые пути. Но позвольте! Никто пока не смог найти ответ на вопрос вопросов: "Ради чего мы живем?", и про поиски смысла жизни можно снять бесчисленное количество фильмов - глубоких, цепляющих. Не говоря уже о том, что в современном мире достаточно кричащих тем и конфликтов - чудовищное истребление людьми друг друга, немыслимое, запредельное богатство, которое постепенно превращается в фетиш и приводит к полной деградации личности, и рядом - ужасающая нищета, не только в Индии или в России, но и в Америке, во Франции. А элита культурная вдруг оказалась настолько буржуазной, что ей удается не замечать подобных вещей и подавать как проблему века переживания бисексуала, который никак не может решить, с кем же ему совокупляться - с животным или со своим лучшим другом.
Есть и еще один вопрос - вопрос о мере одаренности режиссера. Можно показать смерть человека и при этом залить экран кровью, можно посадить голого ребенка в снег и наблюдать за его страданиями, можно поставить камеру в морг. А можно сделать сцену смерти так, как это сделал Калатозов в "Летят журавли", когда просто небо кружится над героем. И все! Но это цепляет какие-то внутренние струны - и человек сидит в шоке. Это и есть искусство - найти нужные образы и заставить зрителя всей душой сочувствовать героям, и при этом обойтись без ударов "ниже пояса". Только эти глубокие вещи интересны, а смакование насилия, попытки получить удовольствие от созерцания расчлененных тел - абсолютно мертворожденное направление, сколько бы премий подобным фильмам ни давали и сколько бы "Ник" ни присуждали. Это все равно умрет, хотя напакостить успеет изрядно. Здравомыслящих людей обмануть трудно - они прекрасно знают цену всему, в том числе и искусству.
Искусство - всегда провокация
Петр ШЕПОТИННИК, киновед, автор программы "Кинескоп"
МНЕ кажется, что вопрос, скорее, не в проблематике, а в качестве снимаемых фильмов. Представьте себе две картины. На обеих изображено яблоко. Одно - сочное, красивое, наливное, нарисованное Александром Шиловым. А рядом - червивое, грязное, с гнильцой, но кисти Ван Гога. Вот и ответьте сами себе, какую из картин вы выберете.
То, о чем вы спрашиваете, вовсе не удел сегодняшнего дня. Когда-то, в 60-е годы, ниспровергателями традиций были представители "новой волны", "независимые". Скажем, в фильме Трюффо "Стреляйте в пианиста" героиня лежит в кровати и говорит: "Вот я сейчас сделаю то, что не принято показывать в кино", - и обнажает грудь. Это тогда воспринималось как вызов. Очень часто случается так, что приходит художник и устанавливает новую меру свободы. Вот и все. Но, подчеркиваю, это должно быть сделано талантливо. Всегда что-то остается неисследованным внутри человека, и, покуда у искусства есть поле для свободного действия, художники, писатели, кинематографисты будут туда стремиться. И, кстати говоря, очень часто разговор про "отклонения" является вызовом тому, что в мещанском понимании называется нормой. Что такое норма? Сидеть у телевизора и смотреть бесконечные ток-шоу? Там уж точно нет отклонений.
К тому же искусство не может развиваться без провокаций. Прошлый год прошел под знаком "Пианистки" Микаэля Ханеке, в которой не без легкого сарказма явлены сексуальные комплексы высокоинтеллектуальной героини, сжигающие ее изнутри. Можно вспомнить и другие фильмы. Скажем, поразительную картину Ульриха Зайдля "Собачья жара". Или наше "Место на земле" Артура Аристакисяна, где режиссер решился показать сцену оскопления, где безумной любовью одержимы бомжи, живущие чуть ли не на помойке. Ну что ж, давайте пройдем мимо, сделаем вид, что этого не существует. Тогда произойдет уже оскопление другого рода - оскопление искусства. А я лично против этого. Кстати, и Зайдль, и Ханеке - родом из Австрии, где политическая жизнь неожиданно окрасилась в коричневатые тона. Впрочем, почему "неожиданно"? Очень даже ожиданно. И тому, и другому необходимо было взорвать вот эту туповатую мелкобуржуазную сытость, провоцирующую социальное ослепление. Что они и сделали. Между прочим, более сильным по своему воздействию я считаю фильм Ханеке "Забавные игры", в котором перед нами разворачивается во всех подробностях процесс насилия, причем в подчеркнуто прямом, почти телевизионном стиле документального репортажа. Но это не апология насилия, а мощный протест против него.
Я лично ужасаюсь тому, в каком невообразимом количестве насилие проникает на телевидение и превращает его в норму жизни. Документальные репортажи, сделанные с точки зрения профессии бездарно, но в расчете на сенсацию, огрубляют сознание. Телевидение - это стихия, далекая от искусства, и оно достигает целей, прямо противоположных тем, к каким стремятся режиссеры. Насилие не должно становиться частью быта, каким является телекартинка, уютно пристроившаяся в углу, рядом с холодильником и микроволновкой, но насилие как феномен - постоянная тема искусства.
В искусстве вообще всего должно быть много. Я недавно видел великолепную картину "Дождь" - фильм про непроизвольный инцест. Юноша живет с женщиной, не зная, что она является ему матерью. Поразительный дебют американки Кэтрин Линдберг, ученицы Скорсезе и русского эмигранта Бориса Фрумина. Картина сделана на пределе отчаяния, но производит шоковое впечатление именно авторской мудростью, бесстрашием, великолепным изображением американской глубинки, в которой зародилась эта трагедия. Кто-то увидит в этом лишь сенсацию, но кто-то уйдет потрясенным. Первый, думаю, никогда в жизни не читал древнегреческих классиков, да и вообще мало что читал. Удел настоящего искусства - оставаться какое-то время непонятым.
Я, между прочим, считаю, что русское кино проявляет невероятный инфантилизм по отношению к нашей истории, которая рождала трагические и очень поучительные для социального сознания сюжеты. Существует масса замечательных западных картин про холокост, про Освенцим и Треблинку, но нет ни одной серьезной отечественной киноработы про лагеря в Бутове, рядом с которым нынче раскинулось строительство элитного жилья, про Колыму, про то, как вмерзли в лед тела тысячи погибших при отправке в сибирские лагеря, про дачу Берии в 30 километрах от Москвы по Калужской дороге, где закопаны тысячи толком даже не похороненных людей, где осуществлялись чудовищные злодеяния. Обо всем этом молодежь, с неохотой отрывающаяся от созерцания MTV, толком и не знает. А вот если узнает, то, может, будет по-другому относиться к лжепатриотам, несущим портреты Сталина по Тверской. Поэтому подождем с обвинениями в "чернухе", предъявляемыми сегодняшнему кино, оно еще не сказало и десятой части правды про собственную историю. Настоящее искусство не может быть "чернухой" или "белухой". Оно или принадлежит полю культуры, или является суррогатом.
Смотрите также:
Злодей высокого полёта