Беседа с генеральным прокурором Юрием СКУРАТОВЫМ
"Я не для обслуги"
- Юрий Ильич, что подтолкнуло вас к неповиновению? Ведь вы такой разумный, взвешенный...
- Неповиновение предполагает нарушение законов. Я же действую в рамках Конституции. У нас психологически "принято", что все должностные лица подчиняются и обслуживают только главу государства. Это неправильно. Они служат прежде всего государству. Такую цель ставил себе и я.
- Когда вы поняли, что Генпрокуратура нужна для обслуги? И то, что в Конституции написано о
независимости генпрокурора, - это, простите, блеф?
- Устоялся термин: "Президент дал указание генеральному прокурору". Ни президент, вообще никто не вправе давать указания прокурору по расследованию конкретных уголовных дел: он по закону обязан действовать независимо. Но разве плохо, что прокурор не политизирован? А у нас как само собой подразумевалось, что генпрокурор должен обслуживать политические интересы правящей элиты. Я на это не согласен. Я не хочу быть пешкой в чьих-то руках. Когда оказались задеты крупные интересы, выяснилось, что моя независимость очень кому-то мешает.
- И вы не захотели понять, что ваша несговорчивость никому не нужна?
- Не хотелось уступать, во-первых, потому, что знал: правда на моей стороне. Во-вторых, за моим поведением следят сотни тысяч прокурорских работников, миллионы россиян. И тоже делают выводы. В-третьих, знал, кто организовал мою травлю, и было обидно уступать им, предать интересы народа. Моя ситуация - это прецедент: смогу выстоять - значит, есть надежда на справедливость, не смогу - и другие начнут прогибаться.
- У военного прокурора Юрия Демина есть секретные материалы по вашему делу. Что там может быть такого?
- Могу сказать только одно - никаких преступлений я не совершал. Никаких! Кассета - это оказание давления на меня и противодействие следствию. Можно сфабриковать любую пленку, на то и компьютерная графика, на то и возможности ТВ, и возможности актера, который специально сыграет. Силы преступного мира очень велики, в ход идут и СМИ, включая и большие финансы, и влиятельных людей... Я даже не предполагал, что на мою дискредитацию будут затрачены такие огромные усилия.
- Может ли состояться суд по вашему уголовному делу?
- Думаю, до суда не дойдет, дело рассыпется на более ранних стадиях из-за отсутствия доказательств.
Пленка от спрута
- Как можно было так примитивно попасться на крючок злопыхателей! Уж вы-то должны быть таким матерым!
- Вы думаете, случайно возникла кассета с таким позорным сюжетом? Увидев, что меня нечем
зацепить, и подобрали такой простой, грубый и малодоказуемый путь.
- Как в этой ситуации ведет себя ваша семья?
- Семья понимает, как, почему возникла эта ситуация. Жена хорошо меня знает и верит.
- Почему вы не сказали: "Господа, все это - подлог и обман"?
- Идет следствие, оно должно установить...
- Что?
- Что все это подлог и обман. Это я вам говорю как простой человек. Но как генпрокурор я не могу давить на людей - по сути дела моих подчиненных, поэтому и подчеркиваю: пусть дело расследуют специалисты.
- Как будто вы мертвый и сами не знаете, совершали или нет...
- Степашин не раз говорил, что я готовым ответом не должен оказывать давление на следствие. Я на него и не оказываю. Неужели вы все не поймете, что я не за себя бьюсь, я-то знаю, что ничего противоправного не совершал! Я бьюсь за то, чтобы в принципе такие пленки интимного характера на других людей - хоть подлинные, хоть поддельные - на свет не появлялись! Во всем мире распространение сведений, порочащих человека, карается законом.
- Почему чиновники - "слуги" народа - так боятся чужих ушей? Простые смертные считают, что прослушек, подглядывания боятся только те, кому есть что скрывать, утаивать. "Основной электорат" вообще не против, чтобы кто-то из "слуг" подсмотрел за ними, как они на жалкие копейки умудряются не умереть с голода.
- Если мы допустим произвол, то этой машине только дай развернуться. Завтра она уже невиновного посадит. А потом уже и смотреть не будет - виновен или невиновен.
- Что ж, тогда коррумпированные люди могут сказать: "А это наша частная жизнь, и пусть вас не заботит, где мы взяли и куда мы дели деньги..."
- Вмешательство в частную жизнь возможно на законной основе лишь в интересах установления истины по уголовному делу. А коррупция - это дело общественное.
- У нас наверху все подряд воруют, сколько могут? Или есть строго определенный круг лиц, который, как спрут, своими щупальцами пронзает разные сферы, и если его уничтожить, то можно серьезно очистить верхнюю часть государственной власти?
- Коррупция всегда тесно связана с организованной преступностью. Если мы тех людей, на которых имеем очень серьезные, даже страшные материалы, довели бы до суда и наказали, то, конечно, принесли бы огромную пользу государству. И моральную, и материальную. Оздоровили бы и государственный механизм, и экономику...
- И сколько человек входят в "спрут"?
- На первом этапе речь идет о нескольких десятках человек. Но это знаковые фигуры.
- Значит, могли бы быть показательные суды?
- В силу значимости этих фигур судебные процессы над ними имели бы колоссальное значение для общества.
- Это люди из правящей партии?
- Я никогда не смотрел на людей по принадлежности к партиям. Когда есть состав преступления, его надо раскрывать. Коррупция - это разложение государственного аппарата. Но едва тронешь этих персон - Собчака, Станкевича и т. д., как тут же возникает политика.
- У нас преступно общество потому, что первоначально преступна власть?
- То, что коррупция проникла в высшие эшелоны власти, - это бесспорно. Вспомните дело Фальконе... Народ Италии настоял на продолжении борьбы с преступностью. Мы тоже подходим к похожей ситуации.
О президенте
- Что бы вы делали на месте президента по отношению к генпрокурору?
- Я бы полагался на собственное восприятие. Встретился бы и поговорил о том, как жить дальше. Я ему не враг. После решения Совета Федерации он мне сразу сказал, что работать со мной не будет. Это была встреча в присутствии других лиц, и разговора один на один не получилось. Когда я писал заявление об уходе по состоянию здоровья, я рассчитывал, что президент расспросит меня, что и как. Но его информационные потоки строго дозированы и регулируются теми лицами, которые хотят повлиять на его решение. И это влияние очень сильное.
- Имея данные о коррупции в его окружении, вы бы ему об этом сказали?
- Я обязан давать президенту полную информацию. И о его окружении тоже.
- Представим вас снова на месте президента. Что бы вы, узнав скандальные подробности о своих близких, делали на его месте?
- Четко выяснил бы, есть ли эти данные или их нет. Если есть, их надо тщательно проверять. Это очень важно для того, чтобы очиститься от подозрений.
- А если на одной чаше весов - близкие и многочисленные люди, с которыми он обедает, отдыхает, а на другой - выскочка (извините меня) прокурор со своими нелепыми (извините снова) подозрениями! Кто ему будет дороже? И что же, он сам над своими детьми, внуками, зятьями занесет нож?
- Отчасти вы правы. Но если есть информация - ее нужно объективно проверить и снять вопрос, если он надуман. Вместо этого там дают еще больше пищи для слухов, для подозрений. С позиции здравой логики, конечно же, такое поведение неразумно.
- В вашей судьбе можно считать решающей роль Березовского?
- Лично на мою судьбу существенно повлияли дело по "Мабетексу", за ним - "Андава" - "Аэрофлот", на третьем месте - убийство Листьева, на четвертом - Центробанк. Это ключевые дела. Объединились силы, которые противодействовали нашей работе по этим четырем основным делам.
- Если придет другой человек, то может вообще этих дел не коснуться?
- Если придет ставленник известных кругов, то будут развалены не только эти, но и многие другие дела.
- Что может быть сейчас с Березовским? Могут его посадить?
- Если то, что сейчас ему вменяют, будет доведено до суда, то не исключено и осуждение.
- Когда вы решили вернуться в прокуратуру, я подумала, что в роли отставника вас могут легко уничтожить.
- Этот вариант нельзя исключать.
- Может быть, пролонгация вашего неопределенного положения связана и с тем, чтобы дать
возможность людям спрятать концы в воду?
- Этой ситуацией, конечно, пользуются. Сейчас, когда мы со Швейцарией наладили такой продуктивный обмен информацией, те, кто имеет счета в швейцарских банках, реально прячут деньги.
О деле Листьева
- О чем не сделанном вы сожалеете?
- Жалко начатые дела. Очень сожалею, что не довел до конца работу по Центробанку. Надо разобраться со статусом Центробанка (хотя там сразу начинается большой шум), может ли Центробанк совмещать сразу две функции: представителя государственного регулирования и коммерческую. На ГКО ЦБ заработал, и будь здоров как! Покупка ГКО проводилась за счет эмиссионных денег, а под проценты по ГКО у Минфина брались реальные деньги. Это мощный насос оттока бюджетных денег из Центробанка. Как только затронули мощную сферу людей, имеющих огромные деньги, связи (имею в виду работу бывшего Центрального банка), только тогда я понял, какую колоссальную работу они проделали по моей дискредитации. Им надо было меня убрать во что бы то ни стало. Я не рассчитал свои силы. Критическая масса врагов и их денег превысила мои возможности как руководителя, я считаю, достаточно мощного ведомства. Мне пришлось воевать по многим линиям и фронтам. Еще сожалею, что не удалось довести до конца дело Листьева.
- А почему не удалось?
- МВД, ФСБ были допущены ошибки на первоначальном этапе расследования - я получил дело по прошествии года. Но главная причина - мощнейшее противодействие следствию тех лиц, которые чувствовали потенциальную и реальную угрозу.
- Лица какого эшелона?
- Из сферы рекламного бизнеса. Возможности государственной власти тоже использовались.
- Запутывали следы или просили не браться за дело?
- Действовали по-разному. Первый способ - создавали ложные версии, заметали истинные следы. Допустим, появлялись данные оперативных органов, что кто-то сознался в убийстве Листьева. Мы подозреваемого везем из Тюмени или еще откуда-нибудь. Все оказывается туфтой. На одной из встреч с президентом вышла женщина и сказала, что знает, кто убил Влада Листьева. Мы ее - на допрос. Она вроде интересные вещи рассказала. Это все пришлось отрабатывать. А время уходило, и нас все дальше уводили от верного пути. Второй способ - это компрометация следственно-оперативной группы и меня как лица, которое занималось этим непосредственно. Третий - утечка оперативной информации: либо прямой подкуп, либо устанавливали свои связи в правоохранительных органах. Даже процессуальные документы выкрадывали из дела. Это все осложняло нашу работу, но шанс еще не утрачен.
Не жалею!
- Сейчас вы стали жертвой этой системы. Вы ломаете ее, а она ломает вас. На самом деле ее можно победить?
- Я не одинок, мне помогают многие люди, которых я даже ни о чем не прошу. Тем более что речь идет не столько обо мне, сколько о принципе: можно ли противостоять беззаконию?
- И вот сейчас вы явно в подвешенном состоянии: не изгнан, но и не принят. Что же будет дальше?
- Самому интересно. Решение Совета Федерации надо выполнять не только мне. Думаю, что нужны серьезные консультации руководства СФ с президентской стороной.
- Вы решили идти до конца?
- В части отстаивания своей принципиальной позиции - да. Но ситуация чревата непредсказуемыми последствиями. Я избрал принципиальную позицию. И не жалею! Сейчас вновь поступил так же. За 5 месяцев этой борьбы от своих принципов не отказался, руки вверх не поднял.
В ГОСТЯХ У ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА. Прокуратура набирает силу?