МЫ НЕ ЛЮБИМ следить за своим здоровьем и любим поругивать врачей, которые "ничего не понимают в лечении". Но мы молимся на них, когда с нами или с нашими близкими случается беда. То, что случилось 8 августа на Пушкинской площади, заставило обратить внимание на медиков миллионы людей, никогда даже не видевших тех погибших, раненых, обожженных...
И наш разговор с министром здравоохранения России генерал-полковником Юрием ШЕВЧЕНКО не мог начаться с другой темы.
- Юрий Леонидович, как вы можете оценить работу медицинских служб, которые работали на месте взрыва в прошлый вторник?
- Медики не имеют права на эмоции в экстремальных ситуациях. Наша задача - работать, спасать пострадавших людей, бороться за их жизни. После трагедии на Пушкинской, я считаю - службы экстренной медпомощи сработали профессионально. Все, что необходимо, сделали и делают сегодня врачи стационаров, куда попали пострадавшие, отделения переливания крови. Большое спасибо за помощь всем людям, что добровольно жертвуют свою кровь для спасения обожженных и тяжелораненых .
К сожалению, теракты не ограничиваются физическими страданиями людей, попавших в эпицентр событий. Ожидание новых взрывов, страх за свою безопасность создают ситуацию массового психоза, который может длиться не один месяц. И эту проблему тоже нужно решать. Причем медикам в этом должны помогать все: и государственные, и общественные, и религиозные организации. Конечно, 100-процентной гарантии безопасности не может дать никто, но сейчас всем необходимы спокойствие, уверенность и вера.
- Вы уже год работаете в должности министра, но продолжаете оставаться начальником Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга. На самочувствии такая нагрузка сказывается?
- Я достаточно здоровый от природы человек, хотя, может быть, растрачиваю здоровье нерационально. Бывают дни, когда думаю: "Зачем мне это министерство?" Особенно когда размышляешь о клинике, о пациентах. Но потом понимаю, если начал - надо делать дело.
- Удается?
- Конечно, один я в рамках министерства мало что могу. Надежды связываю с Путиным. Во-первых, он поддержал нашу концепцию о том, что здравоохранение - это сфера обеспечения жизнедеятельности, а значит, фактор безопасности нации. И такой подход к проблеме открывает для нас хорошие перспективы. Во-вторых, сейчас президент должен рассмотреть предложение о том, чтобы в семи федеральных округах были и семь представителей Минздрава РФ. Их задача - исключить расхождения, касающиеся оказания медпомощи людям. Недопустимо, когда одну и ту же болезнь в Москве лечат так, а в глубинке этак.
- Судя по всему, самому Путину медпомощь пока не нужна. Говорят, что после изнурительного рабочего дня он способен ночью пойти в тренажерный зал.
- Слухи множить не хочу. Но вот когда Владимир Владимирович был еще начальником Главного контрольного управления Президента РФ, мы с ним как-то поехали в Архангельское. Подошли к озеру, и, несмотря на то что было весьма прохладно, он искупался. Я, честно говоря, не рискнул, хотя, повторяю, тоже человек здоровый. Должен сказать, что президент к здравоохранению относится очень трепетно. Например, одно мероприятие он не начинал до тех пор, пока машина не привезла медсестру, которая раньше ухаживала за его отцом.
- А кто-нибудь из олигархов помогает нашей медицине?
- Возможно, и помогает, но, как правило, остается при этом в тени. Между прочим, многие ведомственные руководители по-настоящему заботятся о здоровье людей. Это и главный "атомщик" страны Адамов, и глава МПС Аксененко. В общем, где есть настоящий хозяин, там находятся деньги на здравоохранение.
Паниковать нельзя
- Юрий Леонидович, вы производите впечатление очень сдержанного человека. Неужели ничего не раздражает или это работа на политический имидж?
- Конечно, раздражает. Бывает, что в кабинет такой зайдет... Так и хочется выпроводить, но я обязан себя контролировать. Когда идет операция в клинике, тоже случаются форсмажоры, например, открывается сильное кровотечение. Паниковать нельзя, иначе запаникуют ассистенты. Поэтому я отдаю себе приказ: "Шевченко, спокойно!" Пока выполняю.
- А когда смотрите рекламу лекарственных препаратов, тоже себе приказываете: "Спокойно"?
- Случается. Отношусь к рекламе лекарств негативно. 80% препаратов, которые нам навязываются, никому не нужны. В лучшем случае они безвредны. Но официальную рекламу еще можно контролировать. А что вы сделаете с агентом в очереди в больнице, который как бы между прочим начинает рекламировать какой-то препарат или добавку. В результате люди, попадая к врачу, начинают чуть ли не силой требовать от него выписать чудо-лекарство. А если и врач "подкормлен" компанией-производителем или распространителем, то кошелек ваш точно полегчает.
- На ваш взгляд, какое здоровье нужно оберегать в первую очередь - духовное или физическое?
- Я считаю - духовное. Наблюдения показывают, что, если человек живет в страхе, тревоге, он саморазрушается. Сначала нервничает, потом подскакивает давление, потом "сгорает" и весь организм. Так что положительные эмоции - прежде всего.
"Вечные" проблемы
- Вы принимаете эвтаназию как "вид" медицинского лечения?
- Расскажу историю. Проводили мы сложную операцию. Больной потерял сознание. Откачали. Снова потерял. Откачали. И тут он взмолился, чтобы мы его перестали мучить, дали спокойно умереть, и снова потерял сознание. Его откачали в третий раз. Потихоньку он стал выздоравливать, а когда выписывался, очень благодарил, что мы его в операционной не послушали.
Смерть должна быть естественной. Другая проблема - это облегчение страданий больных. Конечно, когда нет обезболивающих препаратов, медперсонал невнимателен, да еще и дети не навещают, смерть больной будет воспринимать как освобождение. Выключить аппарат, поддерживающий жизнь в человеке, конечно, проще. Но если это узаконить, как ограничить злоупотребления? Поэтому я категорически против вмешательства в этот поистине божественный промысел.
- Вы всегда говорите больному правду о его диагнозе?
- Говорю правду родственникам, если вижу, что они после "правды" сами не выпрыгнут из окна. Часто это помогает склонить больного к неизбежной операции. Говорить человеку, что он болен раком, считаю, нужно только в редких случаях. Например, тогда, когда он упорно не хочет лечиться, думая, что болячка пустяковая. Но нельзя отнимать у пациента надежду на выздоровление. Ни-ког-да!