ПОЧЕМУ Владимир Васильев представил под конец сезона пышную балетную премьеру.
ВАСИЛЬЕВ поступил хитро: начал сезон Эйфманом - закрыл Лакоттом. Это вам не просто так, это, если угодно, большая политика. Худрук Большого попытался наконец приодеть главный академический театр страны по моде: как известно, последние годы особенным успехом в ведущих театрах мира стали пользоваться дорогостоящие реставрации. Недаром менеджеры парижской Гранд-опера мгновенно подтвердили правильность васильевского выбора: немедля по премьере "Дочери фараона" они заказали Лакотту реставрацию "Пахиты". О публике и говорить нечего: билеты с рук уже сегодня продаются в среднем в полтора раза дороже обыкновенных расценок на спекулянтском рынке.
Экспериментируйте сколько хотите - все равно последнее слово остается за тысячи раз опробованным костюмированным балом. Дивное либретто зараз вобрало в себя все чудеса появившейся к середине XIX века театральной техники: бури, грозы, дожди, огромные пирамиды, механические мумии и прочие прелести, как то: танец искусственной обезьяны, кукольной змеи, костюмированного льва (исполнитель которого, согласно бытующему театральному преданию, перекрестился, бросаясь в пропасть) - т. е. все, что способно вобрать воспаленное воображение английского путешественника, перебравшего в туре по Египту опия (крайне своевременный сюжет). Невероятному успеху постановки, в которой в 1862 году блистала Матильда Кшесинская, не смогли помешать ни посредственная музыка придворного композитора Цезаря Пуни, ни фантастическая по тем временам продолжительность балета, занимавшего более пяти часов.
Спустя почти полтора века стиль постановки не изменился: он вновь способен умастить сердце зрителя той же пышной и наивной эклектикой. Тут вам и восстающие из саркофагов мумии (ух!), колесницы (радостные возгласы), живая белая лошадь - прямо из "Сусанина" (бурные аплодисменты), танцующая горилла (подбадривающие вскрики из зала), самодвижущиеся по Нилу ладьи (задержка дыхания), светоэффект воды, колышущей трон-раковину Нептуна (восторженный вздох), принцесса, пикирующая в подводное царство (ах!), танец маленьких арапчат (овации в поддержку балетного молодняка), блестящие, во всю сцену длиной шлейфы новобрачных (экстаз!) - словом, большой парад аттракционов, способный заставить забыть заикающуюся игру оркестра, подолгу ожидающего приземления танцоров, и далекий от совершенства танец исполнителей главных ролей. Намеренно не указываю фамилий, ибо суть постановки совершенно не в балете.
Пред нами - старый цирк, виртуозно восстановленный Пьером Лакоттом. Общедоступный жанр радости, умиляющий зрителя всеми возможными средствами, порой имеющий отношение к искусству балета (отмечу весьма удачный танец с опахалами, сцену подготовки свадьбы, сцену в царстве Нептуна, финал), порой имеющий даже отношение к музыкальному театру (чудесное соло скрипки в подводном па-де-де), но никогда не переходящий из стадии зрелища в стадию открытия.
Глупо было бы упрекать в этом главный академический театр страны, по долгу службы призванный открывать закрома театральной родины в их наиболее богатых проявлениях. Предложив бывшему приму парижской Гранд-опера, а ныне знаменитому мастеру балетной реставрации Пьеру Лакотту "Дочь фараона", Владимир Васильев не прогадал. Большой наконец понял: пора делать ставки на большой стиль - он, хоть и требует больших инвестиций, гарантирует быстрый оборот средств. Так было всегда: в 1862 году на знаменитый балет Петипа (тогда он носил многозначительное название "Сны о прошлом") нельзя было попасть. Уже очевидно, что реставрированная "Дочь" будет пользоваться неменьшим успехом. Как ни крути, продрогнувшим на ветру перемен зрителям более всего охота, придя в Большой театр всех времен и народов, с головой окунуться в пропахший нафталином старый бабушкин сундук. В сон о прошлом. Как страусы в песок. Один шутник называл подобные штуки опием для народа. Да, опий. Зато в нем хоть и скучно, но не страшно жить.
Морис Бежар прочистил нам глаза и уши