Во многих письмах, пришедших в эти дни в редакцию, читатели отмечают, что наша печать, радио и телевидение широко и подробно освещают события на Чернобыльской АЭС, и просят рассказать о советских врачах, занимающихся сегодня очень важным и трудным делом - оказанием помощи пострадавшим при аварки.
Наш корреспондент встретился с лауреатом Ленинской премии доктором медицинских наук, профессором Ангелиной Константиновной ГУСЬКОВОЙ и попросил ее рассказать о медицинских аспектах аварии на Чернобыльской АЭС.
А. К. Гуськова - ведущий специалист в нашей стране в области радиологии, сегодня занимается оказанием непосредственной медицинской помощи наиболее тяжелой группе пострадавших.
Медицинская практика А. К. Гуськовой началась в военные годы, когда, будучи студенткой Свердловского медицинского института, а затем, с 1946 г., клиническим ординатором, она изучала неврологию и нейрохирургию под руководством профессора Шеффера.
В 1957 г. - приезд в Москву и работа в течение 13 лет заведующей отделением Института гигиены труда и профессиональных заболеваний. Результатом плодотворной научной деятельности явился ряд работ, получивших мировое признание.
Сегодня профессор А. К. Гуськова возглавляет отдел Института биофизики Минздрава СССР, она - член Научного комитета ООН по действию атомной радиации.
КОРР. Насколько оперативно была оказана медицинская помощь пострадавшим в результате аварии?
ГУСЬКОВА. Мы очень быстро были привлечены Министерством здравоохранения к консультациям в связи с аварией. В 1.23 произошла авария, а уже через несколько часов я была на связи с медицинскими работниками, находившимися в районе аварии. В 6 часов была подготовлена к вылету специальная аварийная бригада, в составе которой были два моих сотрудника, которые участвовали в отборе пострадавших в первые сутки после аварии. И в течение этих суток мы поддерживали постоянную связь, координируя деятельность врачей, получая от них информацию, решая вопросы очередности выполнения задач.
За первые сутки было сделано до тысячи анализов и осмотров людей. Были отобраны для первоочередной отправки первые сто человек с выраженными проявлениями лучевой болезни. Они были отправлены тремя самолетами в Москву для дальнейшего лечения. Практически после этого серьезных больных из района аварии мы уже не получали. Все остальные люди из района аварии, наиболее пострадавшие и требовавшие неотложных мер, были также правильно выявлены.
КОРР. Как проводилось выявление наиболее пострадавших от облучения?
ГУСЬКОВА. Для выявления людей, получивших повышенные дозы радиации, мы применили следующие диагностические критерии. Это, во- первых, появление тошноты и рвоты в строго определенное время после контакта с источником излучения. Во-вторых, наличие реакции кожи у этих людей в виде покраснения. Кожа вспыхивает ярким красным цветом после определенной дозы облучения. Третий важный признак - температура и ранние жалобы на кишечник. И наконец, анализ крови. Сочетание этих признаков и проведение двух анализов крови в нужные сроки позволяют более точно поставить диагноз лучевой болезни. В этой большой массе взволнованных, уставших людей советским медикам удалось максимально быстро выделить пострадавших от облучения. Я считаю это большой победой нашей отечественной медицины.
КОРР. Каков профессиональный состав пострадавших и были ли среди них женщины?
ГУСЬКОВА. На пресс-конференции в пресс-центре МИД СССР уже сообщалось, что среди наиболее тяжелых больных основную группу составляли пожарные и операторы станции. Есть среди них два врача "скорой помощи", проявившие личное мужество и героизм в первые часы посте аварии, и две женщины - работницы станции.
КОРР. Были ли созданы все необходимые условия для лечения пострадавших?
ГУСЬКОВА. Мы имеем в нашем распоряжении практически на каждого тяжелого больного круглосуточно врача и медицинскую сестру. Три смены врачей и медсестер ежедневно несут вахту у постелей этих больных. Дежурные врачи отчитываются дважды в сутки для того, чтобы состояние больных находилось под неослабным и постоянным контролем ведущих специалистов и лечащих врачей. Несмотря на огромную занятость, у врачей всегда находились и находятся теплые слова и время для индивидуальных бесед с больными, чему, кстати сказать, старались следовать и наши американские коллеги. Они очень мягко разговаривали с больными, подчеркивали, что больные находятся в надежных руках, и были удивлены, что некоторые отвечали им по-английски. А реакция больных на присутствие американских врачей была интересной. Когда мы их предупредили, что придут с осмотром американские врачи, они сказали: ну пусть поучатся. Они не ожидали их визита и не стремились к тому, чтобы их посмотрели зарубежные консультанты, они полностью доверяли своим лечащим докторам.
КОРР. Не могли бы вы подробнее рассказать о самочувствии этих людей, назвать их фамилии?
ГУСЬКОВА. Я не могу этого сделать, и вот почему. Ведь речь идет о людях, за чью жизнь мы волнуемся. Поэтому всякое неосторожное слово, особенно слово, привязанное к конкретной фамилии, позволившее человеку опознать себя среди этих людей, может быть отрицательным фактором при лечении. И в то нее время мы понимаем, что на Западе в каждом нашем умалчивании усматривают какую-то злую волю, нежелание поделиться информацией.
Могу вас твердо заверить, что мы внимательно изучали опыт аварий, которые имели место в Югославии, Англии, США, - всегда информация получалась с известным опозданием. На Западе могут оперативно сообщить о том, что президент оперирован по поводу опухоли, например. Мы подходим к этому вопросу по-иному.
В большой мере наша сдержанность зависит от двух причин, которые являются общими для всех стран. Во-первых, ситуация является очень сложной и требует определенного времени для изучения и оценки результатов. Преждевременное суждение, даже в кругах узких специалистов, - вещь недопустимая. Второй момент связан с тем, что, пожалуй, впервые в мировой практике мы имеем дело с очень своеобразной формой острой лучевой болезни. Если обычно при авариях мирного времени, которые знает весь мир, облучение было связано с нахождением людей в непосредственной близости к мощному источнику нейтронного излучения, что резко изменяло соотношение облучения отдельных частей тела, то здесь мы встретились с большой группой пациентов, которые находились в таких зонах повышенной радиации или перемещались по ним, когда практически все их тело было равномерно облучено.
Для других людей, которые были отдалены во времени и на расстоянии, ни о каких острых формах облучения речь идти не может.
КОРР. Насколько широко вы применяли опыт врачей, прибывших из США?
ГУСЬКОВА. В порядке разъяснения скажу, что все специалисты из Америки, которые работали с нами, обеспечивали лишь один, хотя и очень важный, но довольно узкий участок работы: замещение недостающего кроветворения с помощью трансплантации (пересадки) клеток крови и зародышевой ткани печени.
Основная же часть пациентов - с надеждой на самостоятельное восстановление кроветворения - не попадала в поле нашей совместной деятельности. Круг наших совместных работ ограничивался вот теми 19 пациентами, которые фигурировали в пресс-конференции доктора Гейла. И хотя американскими коллегами было выполнено только 4 из 12 пересадок костного мозга и 3 из 6 пересадок клеток эмбриональной печени, но обсуждали эти случаи, обдумывали показания, выбирали методы лечения мы вместе для всех 19 больных.
Когда приехали американские коллеги, мы уже сделали шесть первых пересадок, то есть и с этой точки зрения самые первые решения, самые первые мероприятия были проведены советскими врачами, и в частности А. Барановым. Вот почему я считаю, что заявление Гейла, отметившего, что наши специалисты не теряли времени даром, было правильным.
КОРР. Видимо, и для врачей из США было полезно ознакомиться с опытом советских коллег?
ГУСЬКОВА. Контакты с нами были для наших американских коллег, по-видимому, полезны.
В объединении усилий гематологов и радиологов они видят тот синтез знаний, которого не хватает зарубежным специалистам. Для них были новыми некоторые наши критерии прогноза. То есть те первые знаки, которые в первые три дня позволяют отобрать людей с показаниями к трансплантации. Все это очень важно решать быстро, потому что после этого идет трудный процесс - выбор донора. Поэтому так и важны эти самые первые критерии для типирования, которые сформулированы нашими сотрудниками, в частности А. Барановым.
Нам предлагают свои услуги многие зарубежные специалисты. Я полагаю, что интерес на Западе к сегодняшней проблеме двоякий. Это и стремление помочь нам, в котором мы не сомневаемся. Это и стремление познать, понимая, что такая ситуация может возникнуть в любой другой стране. Поэтому мы совершенно объективно, руководствуясь только вопросами пользы, решаем, кто бы нам мог быть полезен. Нам может быть полезна информация центров, которые имеют большой опыт по лечению облученных больных. А по вопросам противоинфекционной терапии, предупреждению кровоточивости, лечению вторичных токсических явлений наша страна имеет своих компетентных специалистов. Нам помогают Институт кардиологии, Институт гематологии. Институты эпидемиологии и микробиологии и другие организации. Так, например, из Латвии мы получаем очень полезный препарат для лечения ожогов, созданный на основе обработки древесины. Также получаем много предложений о продаже медицинских препаратов от западных фирм и отдельных ученых. Но мы применяем те лекарства, в надежности которых мы уверены. Человек не пробирка, и вкладывать в него все то, что производит сейчас фармацевтическая промышленность, не стоит.
Опытом лечения наиболее тяжело пострадавших мы, конечно, поделимся, когда переживем этот острый период и проанализируем весь лечебный материал. В будущем мы обязательно проинформируем международную общественность о результатах лечения. Хочу подчеркнуть, что интерес к нашему опыту зарубежные специалисты проявляют постоянно. Но в том, что они его плохо знают, были повинны и некоторое отчуждение, и языковые барьеры. Мы, может быть, потому и оказались сильнее, что знали все свое и знали многое из того, что делают они. Вот они в данной ситуации могли бы оказаться в худшем положении. В общем-то опыт по лучевым поражениям не такой обширный. Поэтому его надо всем знать, иначе можно наделать очень много ошибок.
КОРР. Скажите, справились бы вы без помощи профессора Гейла?
ГУСЬКОВА. Я думаю, что его приезд был полезен, я его в целом оцениваю как результативный. Но это не значит, что мы бы без него не сделали трансплантации костного мозга и вели бы больных неправильно. Но, конечно, присутствие человека с личным большим опытом, я считаю, свою положительную роль сыграло.
КОРР. На этой неделе планируется повторный визит профессора Гейла в Советский Союз. Каковы цели этого визита?
ГУСЬКОВА. В первую очередь Гейлу, как ученому, самому очень интересно принять участие в наблюдении и оказании помощи пострадавшим во время аварии на Чернобыльской АЭС. Во-вторых, думаю, что небесполезными будут и совместные консультации с американским коллегой, имеющим опыт 500 операций по пересадке костного мозга.
КОРР. Существует ли опасность для здоровья врачей при работе с больными лучевой болезнью?
ГУСЬКОВА. Никакой опасности для медицинского персонала, обслуживающего больных лучевой болезнью, нет. Хотя небольшое повышение индивидуального радиационного фона отмечается, он в пределах допустимых норм. Важнее другое. Строгое соблюдение санитарно гигиенических норм и ограничение контакта с больными преследует цель оградить последних от вторичной инфекции, которая имеет большое значение в отдаленные сроки после облучения. Лучевая болезнь протекает, как правило, в течение 2-3 месяцев, затем на первый план выступает лечение ожогов и инфекционных осложнений. На сегодняшний день 180 человек пострадавших выписаны, оставшимся 69 оказывается максимальная медицинская помощь, необходимая в данном случае, и уточняются диагнозы у лиц с очень редкими клиническими проявлениями.
КОРР. Насколько широко представлена зарубежная аппаратура в советских радиологических центрах?
ГУСЬКОВА. В наших радиологических центрах, как и во всех крупных научных лабораториях Запада, сложная специализированная диагностическая и лечебная аппаратура представлена разными фирмами как социалистических, так и капиталистических государств.
КОРР. Была ли потребность в импортных лекарственных препаратах?
ГУСЬКОВА. Нашей отечественной промышленностью выпускается весь комплекс препаратов, необходимых для лечения лучевой болезни, имеем мы аналоги и основных импортных лекарств. Но от помощи различных международных медицинских организаций не отказываемся, чтобы иметь более широкий выбор медикаментов при лечении больных.
КОРР. Бытует мнение, что спиртные напитки защищают от радиации. Что вы думаете по этому поводу?
ГУСЬКОВА. Да, порой встречаешься с таким мнением. Но прием спиртных напитков наносит только ущерб здоровью. У пострадавших прием алкоголя "смазывает" клиническую картину и мешает поставить точный диагноз, так как тошнота и рвота, спутника алкогольного опьянения, являются одними из первых симптомов облучения, так называемыми симптомами-"маркерами" лучевой болезни и, что важно, развиваются в те нее сроки, как и после приема алкоголя.
Беседу записал В. РОМАНЕНКО.
МЕДИЦИНА. Создание искусственного сердца: два подхода