Член-корреспондент Российской академии медицинских наук, заслуженный врач республики Ангелина Константиновна ГУСЬКОВА в мае этого года была награждена медалью Зиверта. Награждение состоялось на X Международном конгрессе ассоциации по радиационной защите. За границей Ангелину Константиновну чествовали, поздравляли, а здесь, на родине, это событие прошло практически незамеченным. Несмотря на то, что за всю историю существования этой награды лауреатами стали всего лишь восемь человек. Наша соотечественница - девятая.
Правительство меня не поздравило
- Ангелина Константиновна, расскажите, пожалуйста, кто такой Зиверт и почему в его честь учреждена награда?
- Рольф Зиверт - выдающийся шведский ученый, создатель науки защиты от радиационного излучения. В память о нем Шведская королевская академия, как и в память о Нобеле, основала фонд. Награждают медалью Зиверта крайне скупо, по представлению либо каких-то очень известных ученых, либо международных организаций. Я была представлена международной организацией по радиационной защите. И комитет из нескольких кандидатур выбрал меня. Мне же кажется, что один из соискателей, очень крупный английский ученый, больше был достоин награды. Хотя бы потому, что правительство Великобритании к его советам прислушивается, а правительство России к моим - нет. Награда представляет собой именную золото-платиново-титановую огромную медаль, на которой изображены атомная станция, пациент на носилках и первый рентгеновский аппарат. А на ребре выгравирована дата вручения и имя лауреата. Копия медали хранится в Шведской академии.
- Нобелевских лауреатов в мире пруд пруди, а награжденных медалью Зиверта всего девять человек? Наверное, денежный эквивалент тоже выше?
- Нет, денег к этой медали вообще не полагается. Только почет, уважение, и, как на церемонии вручения Нобелевской премии, лауреаты выступают с речами, так и здесь я держала ответную, так называемую Зивертовскую речь. В этой речи я назвала всех тех, с кем по праву должна разделить эту награду. В первую очередь это те, с кем мне довелось работать на первом атомном предприятии на Урале. Люди, которых я считаю своими учителями, и те, кто на протяжении долгих лет являлся и является моими товарищами и коллегами.
- Правительство, президент вас поздравили?
- Кроме как от коллег я ни от кого никаких поздравлений не получала. Пресса тоже осталась равнодушна: появилась лишь коротенькая заметочка в "Медицинской газете". Да это в принципе и не важно. Я наградам придаю не такое уж большое значение, так что чего уж там...
90 процентам пострадавших мы вернули здоровье
- Ангелина Константиновна, что вы считаете главным делом своей жизни?
- Наверное, первые 10 лет работы на Урале на первом атомном предприятии, с 1947 по 1958 год. Период становления отрасли, опыта никакого. А мы, несколько молодых ученых-врачей, должны были принимать очень ответственные решения. Сейчас иногда в прессе проскакивают замечания, что мы якобы скрывали какие-то факты. Да ничего мы не скрывали, просто чего-то сами не знали, что-то недооценивали. Из старших, кого я всегда вспоминаю с благодарностью, кто вместе с нами впервые, можно сказать, с чистого листа определял первые допустимые дозы радиации, первые симптомы радиационного поражения, условия, при которых человека нужно срочно переводить с опасного участка работы, - это академик Август Андреевич Летовет и первый директор института биофизики Глеб Михайлович Франк. А условия были очень тяжелые, каждый день пусть небольшие, но аварии, рядом с которыми Чернобыль - просто неприятность. Тогда только за одну смену человек мог 25 рентген получить. Это как раз та предельная доза, которая была установлена для Чернобыля. Очень много было больных, причем больных хронических, потому что люди постоянно переоблучались. Две тысячи человек нам удалось перевести либо в чистые цеха, либо на строительство новых предприятий в Томск, в Красноярск. А знаете, как это было непросто? Гонка страшная, партия и лично товарищ Сталин, не говоря уже о Берии, ждут атомную бомбу, а мы тут лишаем предприятие квалифицированных кадров. За каждого приходилось бороться. Была, например, ситуация, когда 12 начальникам цехов сразу мы запретили работать. Очень горжусь, что мне с моими молодыми коллегами удалось спасти не только этих людей, но 90 процентам из общего числа пострадавших восстановить здоровье.
- Ангелина Константиновна, если я правильно вас понял, вы сказали, что правительства зарубежных стран, в отличие от нашего кабинета министров, к советам своих ученых прислушиваются.
- Наше правительство нас не слушало и не слушает. У нас очень плохое, я бы даже сказала, порочное законодательство. Люди, в частности чернобыльцы, получают льготы не за причастность к героической ситуации, а за те или иные болезни, возникающие у них с возрастом. Понятно, что каждый из нас с годами не становится здоровее. А тут человека нацеливают не на то, чтобы он берег свое здоровье, а наоборот, гробил его, потому что если он будет здоров - не получит льгот и привилегий. Да, я понимаю, людям трудно живется, вот и пытаются одни доказать свою причастность к войне, другие - к экстремальной ситуации, например чернобыльской трагедии. И каждый стремится получить как можно больше льгот. Мне же кажется, нельзя уравнивать в льготах тех, кто работал в ночь трагедии на реакторе, и тех, кто позже приезжал на плановую работу. А то что получается? Человеку, всю жизнь проработавшему на атомном производстве и получившему суммарно 250 рентген, важны лишь те 15 - 20 рентген, которые он получил в Чернобыле. Потому что за 250 рентген ему не положены никакие льготы, а за 15 чернобыльских - положены. Еще одна спорная вещь: принят закон - если человек был в Чернобыле и впоследствии у него развился рак, значит, в этом виноват Чернобыль. Представьте, чернобыльцев около миллиона человек, каждый год из них умирает примерно один процент среднего работоспособного возраста, то есть около десяти тысяч. И из этих десяти тысяч три умрут от рака. То есть получается, что 300 тысяч человек умрут от рака, спровоцированного Чернобылем? Но ведь этого не может быть. Это неправда. К сожалению, сегодня получается так, что мы распределяем ресурсы трудно живущей страны абсолютно неправильно: выплачиваем, исходя из ложных связей, компенсации раковым больным-чернобыльцам за счет других раковых больных. А инвалидность? Там, где простому смертному ее ни за что не получить, чернобыльцу дают шутя. Тогда как на самом деле инвалидами являются от силы 10 человек из ста: те, кому была проведена ампутация, кто получил кожные поражения или имеет остаточные явления, например в легких. Вместе с тем 90 процентов людей, перенесших острую лучевую болезнь, имеют всего-навсего 2-ю группу инвалидности. Разве это справедливо? Человек съездил в Чернобыль проверить какие-то бумажки или ведомость составить, получил там 5 рентген, а может, и не получил, и это дает ему право на льготы. Думаете, люди не чувствуют этой несправедливости? Еще как чувствуют.
- Вы всю жизнь занимаетесь радиацией. Скажите честно, насколько эта штука опасна?
- Радиация при определенном уровне доз, безусловно, является очень опасным источником излучения. Вспомним хотя бы Хиросиму, когда погибло 180 тысяч человек. Однако весь мировой регистр насчитывает 400 больных острой лучевой болезнью. За 50 лет. Много это или мало? Если сравнивать, например, с числом шахтеров, погибших в шахтах, или с количеством жертв автокатастроф? Сейчас у нас в клинике лежит женщина, технолог, которая первой держала в руках плутоний для атомной бомбы. Она даже книжечку написала "Плутоний в девичьих руках". У нее в организме плутония в 100 раз больше, чем допустимо нормативами. Но при этом у нее очень умеренные изменения в легких, связанные с ингаляцией плутония.
Я - счастливый человек
- Ангелина Константиновна, я слышал, вы родились в семье потомственных врачей?
- Я - врач в четвертом поколении. Прадедушка - военный фельдшер, воевал в Болгарии, дедушка - фельдшер, всю жизнь проработал на Урале, умер от тифа, заразившись от больного. Отец - заслуженный врач республики. А вот своей семьи у меня никогда не было. Я думаю, здесь сыграла роль и война - из мальчишек моего класса практически никто не вернулся, и судьба всего нашего поколения, когда во главу угла ставилось служение делу, а не личная жизнь. Ну а потом, честно оценивая свою жизнь, могу сказать: награда от меня семье была бы невелика. Плохо было бы со мной семье.
- А внучат понянчить? Не говоря уже о пресловутом стакане воды, который некому подать?
- Около меня очень много близких друзей. Я совершенно не испытываю чувства одиночества, не чувствую себя ни заброшенной, ни забытой. Внуки и правнуки моих друзей стали и моими, как я смеюсь, побочными внуками и правнуками. Я окружена замечательной молодежью, которая, может быть, даже лучше, чем иногда бывают родные дети.
- То есть ни о чем не жалеете?
- Меня очень согревает чувство причастности к большому делу. Я счастливый человек. Выбрала специальность по душе. Хотя поначалу, когда окончила ординатуру и была мобилизована в атомную промышленность приказным порядком, особого энтузиазма не испытывала. А потом полюбила. И до сих пор люблю. А еще я счастлива, что дружила с Курчатовым, была знакома с создателем реакторов Доллежалем, легендарным министром Славским - это были исключительные люди, яркое поколение.
- На покой не собираетесь?
- Пока нет. Мне кажется, что я еще могу быть полезна. Что бы там ни говорили, на пенсионерах сейчас все-таки очень многое держится. Мы, люди старой закалки, можем довольствоваться малым. Вместе с тем я не могу сердиться на молодых людей, которые, выучившись, не остаются работать у нас, а уходят туда, где больше платят. Сейчас все-таки очень жестокое время. Последние годы медикам было совсем тяжело, и в первую очередь это относится к врачам нашего поколения. Нынешние молодые руководители воспитаны в другом духе, они спокойнее относятся к тому, что происходит, в частности к такому, получившему широкое распространение, явлению, как взятки. И даже те из них, кто сам не берет, не осуждают тех, кто это делает. Жить-то надо. Они, может быть, быстрее, чем мы, устают от умственных и профессиональных нагрузок, но все-таки они моложе и здоровее и, самое главное, у них есть ощущение, что все еще может измениться к лучшему в пределах их жизни. А мы, к сожалению, заканчиваем свою жизнь не в лучших условиях. Но меня даже не столько заботит экономическое положение нас самих, сколько судьба пациентов. Когда онкологический больной не имеет денег на лекарства, когда мы, врачи, тратим львиную долю времени не на лечение, а на то, чтобы найти лазейку, как бы больному это самое лечение оплатить, - это ужасно. Вот почему я считаю, что сегодня для руководителя не столько важны научный романтизм и даже высокий профессионализм, сколько умение встроить свое учреждение в нынешнюю жесткую экономическую систему.
ЛИЧНОСТЬ В НАУКЕ. Женщина, которая "вправляет" мозги