6 ноября 1981 г. было опубликовано сообщение ТАСС "О происшествии с советской подводной лодкой", в котором говорилось: "В ночь с 27 на 28 октября с. г. советская дизельная подводная лодка номер 137, совершавшая плавание в Балтийском море, вследствие выхода из строя навигационных приборов и возникновения в связи с этим ошибок в определении места, в плохую видимость сбилась с курса и села на мель у юго-восточной оконечности Швеции...".
НЕДЕЛЮ спустя посла Швеции в Москве К. де Геера вызвали в МИД и вручили "Заявление Советского правительства правительству Швеции". Это был ответный акт: скандинавские соседи накануне заявили протест в связи с тем, что советская субмарина, по их мнению, оказалась в шведских территориальных водах "с целью осуществления недозволенной деятельности".
К тому моменту все мало-мальски значительные западные средства массовой информации успели поместить подробные репортажи с пространными комментариями, многочисленными снимками, схемами об аварии, детали и причины которой по сути остались тайной для миллионов советских людей...
...Капитан-лейтенант Василий Беседин, замполит дизельной подводной лодки N 137 Балтийского флота, сроду не числил себя в мистиках. Но когда уже по прошествии всего, с учетом восстановленных данных, они сравнили вахтенный журнал и прокладку на навигационной карте, Беседин почувствовал острое желание перекреститься.
Мало того, что лодка, шедшая, как позже выяснилось, фактически вслепую, проследовала, будто прицелилась, секретнейшим шведским фарватером, специально прорытым в шхерах для боевых кораблей Карлскруны. Мало того, что ее не засек ни один радар военно-морской базы, хотя шли они в надводном положении, ничуть не таясь и гремя работающими дизелями на пол-Балтики. Это еще можно было объяснить (хотя бы себе, не шведам, конечно) какой-то дикой случайностью. Но вот то, что за два часа до аварии, идя на глубине тридцати метров, они в тот самый момент, когда должны были на всем скаку впилиться в подводную банку, подвсплыли на несколько минут на перископную глубину и банку эту благополучно "перепрыгнули", даже не заметив, - ничем иным, кроме мистики, объяснить невозможно.
Впрочем, неблагородное это дело - пересказывать то, что можно услышать из первых уст.
Рассказывает Василий Беседин:
- Еще в первой половине боевой службы, до промежуточного отдыха, мы зацепились за рыбацкий трал. Обошлось все, казалось, практически без последствий: снасть, судя по всему, осталась цела, а мы, как выяснилось чуть позже, только свернули рамку-антенну радиопеленгатора. Вот тут-то и сработало золотое флотское правило, гласящее, что уставы и боевые инструкции написаны кровью и потому выполнять их нужно неукоснительно. Для нашего штурмана старшего лейтенанта Коростова слова "предпоходовая подготовка" оказались пустым звуком. Трудно сказать, на какое авось он рассчитывал, но вскоре, уже на мели, выяснилось (представляю, как отреагируют те, кто хоть малость понимает в штурманском деле), что, кроме радиопеленгации и счисления, другие способы определения места корабля ему, можно сказать, были малознакомы. Секстанты оказались неотрегулированными, "ПИРСом" - прибором международной системы, основанной на сигналах фиксированных радиомаяков, он пользоваться не умел. Итог - уникальный для Балтики: за две недели плавания - 57 миль невязки...
Но все это выяснилось лишь в ночь с 27 на 28 октября, когда со скоростью семь с половиной узлов в абсолютной уверенности, что вокруг на много миль открытое море, мы вылетели на пустынный шведский пляж...
Момент посадки на мель был и в прямом, и в переносном смысле сногсшибательный. Нос подняло и лодку положило на левый борт с креном градусов 15. Командира отбросило, ударило о стойку магнитного компаса, меня о резиновый планширь, едва не опрокинув за борт.
Удар, скрежет, крен в лодке, естественно, слышали и ощутили все. Но, ничего, держались ребята молодцом. Осмотрелись в отсеках, повреждений, течи, замыканий пока нет нигде. Однако во всех глазах - немой вопрос: что случилось? Говорю то, что есть: сели на мель, где, почему - пока не знаем, разбираемся. Будем пробовать сняться своими силами. Прошу быть предельно собранными и внимательными...
Дальше началась работа по стаскиванию лодки. Все, что могли, попробовали. До шести утра дергались: оценить обстановку-то ночью, в темноте, в дымке мы толком не могли. Ну и доерзались - легли, как говорится, брюхом - от носа до рубки на камнях.
К утру штурман наконец-то правильно определил место. Можете себе представить нашу реакцию, когда он выдавил из себя, что лодка - у южных берегов Швеции. Это при том, что несколько часов назад мы, по его уверенным докладам, находились в центре Балтийского моря. Точных слов командира я не помню, но он много нехорошего пожелал и штурману, и его ближайшим родственникам, и училищу, которое Анатолий заканчивал...
Начало светать, дымка стала рассеиваться. А наши глаза, мягко говоря, округляться. Вокруг земля, только сзади лодки и впереди - узкая полоска воды. А самое поразительное - безо всяких расчетов было ясно: подверни мы на один градус влево и вошли бы точнехонько в гавань Карлскруны, шведской секретной военно-морской базы. Вот и доказывай теперь, что мы не шпионы, а обыкновенные разгильдяи!..
Впрочем, и шведы не краше. Я уже говорил, что нас, хоть мы и перли напролом, ни одна береговая служба наблюдения не засекла. Да и тут - уже давно рассвело, стоим на самом виду под советским военно-морским флагом, и как будто так и надо. Только часов в десять утра появился на моторке одинокий рыбак. Увидел нас, прямо на месте развернулся и рванул назад, а минут через сорок показался военный катер.
К тому моменту мы уже держали связь со штабом флота. Никаких указаний оттуда пока не поступало, видимо, только-только проходил шок от нашей информации. Так что от помощи, предложенной скандинавами, мы решительно отказались. И, конечно, здорово просчитались, ибо дело приняло официальный оборот, и в итоге нас сняли с мели все равно шведские спасатели, но только через неделю.
Но это сейчас легко анализировать. А тогда шок от нашего сообщения был настолько силен, что штаб флота, не поверив в радиограмму, принял ее за... провокацию и отправил боевые корабли в район, где мы должны были находиться, поставив им задачу - дать нам условный сигнал на всплытие. Одновременно несколько десятков раз подряд от нас потребовали "уточнить координаты". И только убедившись, что все - правда, дали по радио команду ждать своих спасателей и быть в готовности отразить попытку захвата лодки. Позже я узнал, что на кромке территориальных вод нас вместе со спасателями ждал отряд боевых кораблей, получивший задачу прорваться и отбить лодку, если ее попытаются захватить. Время было такое: миролюбивых слов произносилось много, а верить друг другу не спешили...
Самое страшное и обидное было, что все десять дней мы не имели никакой информации с Родины. Как там все оценивается, какие шаги предпринимаются по нашему вызволению - ничего не знали. А тут еще Андерссон, это начальник штаба Карлскруны, с которым мы ежедневно общались, масла в огонь подливает: рассказывает, какая волна недовольства, антисоветских настроений поднялась в Швеции. Их-то телевидение, радио, газеты под эту сенсацию центральное место отводят.
Вообще-то на Андерссона грех обижаться. Он мужик неплохой. На все наши просьбы реагировал мгновенно. А проблем возникало - будь здоров сколько. Надо было куда-то мусор с лодки девать, потом пресная вода кончилась... Правда, в итоге за эти "шведские каникулы" хозяева счет предъявили - больше шестисот тысяч золотом. У Андерссона же судьба оказалась с нашей схожа - его тоже с должности сняли за то, что русскую "шпионскую" лодку прозевал.
... Домой мы вышли 6 ноября. В тот самый день, когда советские газеты наконец-то сообщили о случившемся. Шли своим ходом. Море было очень тяжелым, сильно штормило. Вахтенного офицера Володю Першина залило волной, старпома тоже. Поэтому я стоял вахту восемь часов, до самого прихода. Утром 7 ноября мы вошли в
базу...
А потом прошли долгие десять лет до увольнения Беседина в запас, в течение которых он, явно до этого перспективный офицер, обладатель уникального опыта политической работы в экстремальной ситуации, служивший, как и всегда, отлично, чему свидетельство - несколько аттестаций, с кадровой точки зрения никого не интересовал. Те призрачные перспективы, которые возникали за эти годы, неизменно разбивались о классический аргумент застойного периода - "а у него что-то было...".
...Время летит: уже более двух десятилетий прошло. Выросло целое "поколение next", которое, слыша сообщения о "Курске" и украинских ракетах, наивно верит в то, что проблемы в наших доблестных Вооруженных силах появились только в последние годы...
Смотрите также:
Наш человек в космосе