Чтобы оценить Сегодня, увидеть Завтра, надо обязательно оглянуться в Прошлое. Тщательно и объективно изучить опыт предков. Это известно всем. Но только не России. У нас прошлое видится, как правило, в темных красках и поэтому подвергается уничтожению. Распевая известные слова: "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...", наши соотечественники совершили Октябрьскую революцию. Что было затем, теперь знает весь мир. Наши современные реформаторы поднялись на развале СССР и тоже умеют лишь все "до основанья" рушить и искать виновных, но не созидать.
Именно так они поступили при проведении судебной реформы. Ссылаясь на массовые репрессии 30-х годов, уже в первом своем документе - в Концепции судебной реформы в Российской Федерации, одобренной Верховным Советом РСФСР 24 октября 1991 г., - они заявили, что следует исключить из научной дискуссии игру на "любви к отеческим гробам" в качестве аргумента в пользу того или иного решения. Что концепция не станет научной, пока не будет опровергнута возможность эволюционного пути. Разрушение "до основанья" - единственный путь. А чтобы реформаторское действо прошло под аплодисменты, они охаяли и оплевали не только прежнюю правоохранительную систему, ее институты и законодательство, но и всех практических работников, назвав их инквизиторами, махровыми реакционерами и ретроградами.
В таком запале злости они, естественно, не могли увидеть истинные причины нашей трагедии в 30-е годы прошлого века и смерти миллионов невинных людей. Кстати, тем "никуда не годным" советским Уголовно-процессуальным кодексом руководствовались до 1 июля 2002 г. Но если бы реформаторы были объективными, они увидели бы, что виновниками наших несчастий, произвола и беззакония были не работники правоохранительных органов, а наша система, политическое руководство страны, под диктовку которого принимались не только репрессивные законы, но и решалась судьба конкретных лиц.
Автору этих строк в течение нескольких лет пришлось участвовать в реабилитации необоснованно осужденных в 30-е годы и хорошо известно, что окончательное решение по конкретным делам не зависело ни от прокуроров, ни от судей, рассматривавших их. Они поступали к судьям с окончательным решением, выражающимся в том, что на обвинительных заключениях уже стояла жирная римская цифра I или II. Первая означала расстрел, а вторая - лишение свободы. Ставились они по прямому указанию руководства страны. Для этого органы НКВД предварительно составляли списки арестованных и направляли их первым лицам государства, которые и определяли дальнейшую судьбу каждого.
По данным Комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий, только 22 ноября 1937 г. Сталин, Молотов и Жданов утвердили 12 списков на 1352 человека на расстрел, 7 декабря того же года - 13 списков на 2397 человек, из которых 2124 подлежали расстрелу. Подпись Молотова имеется на 373 списках на 43 тысячи человек, Сталина - на 361 списке на 41 391 человека, Жданова - на 175 списках на 20 985 человек. Если же работники правоохранительных органов пытались как-то смягчить участь арестованных, то сами подвергались репрессиям как враги народа. Об этом опубликован ряд книг.
Обвинять прокуроров в массовых репрессиях вообще нет оснований, так как они фактически не имели отношения к этим делам. Сразу же после убийства С. М. Кирова постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 декабря 1934 г. был существенно изменен порядок расследования и судопроизводства по делам о так называемых контрреволюционных преступлениях. Следствие по таким делам требовалось заканчивать в срок не более десяти дней, обвинительное заключение вручать обвиняемому - за одни сутки до рассмотрения дела в суде, дела слушать без участия сторон, кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать, приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора.
Таким образом, прокуроры к разбирательству таких дел в суде не имели никакого отношения, за исключением нескольких открытых процессов, на которых обвинение поддерживал лично генпрокурор Союза. Но и эти дела расследовались не следователями прокуратур, а органами НКВД, которые являлись непосредственными исполнителями репрессивных установок политического руководства страны. В этих же целях для расправы с инакомыслящими в середине 30-х годов был создан целый ряд внесудебных органов (особое совещание и тройки при НКВД). Вторжение партийных и советских органов в сферу юстиции, их диктат наблюдались и в последующие годы. Разве можно забыть многочисленные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР об усилении борьбы с тем или иным преступлением, о придании законам обратной силы и т. д.?
Поэтому при определении задач судебной реформы и путей ее реализации следовало исходить прежде всего из этих исторических фактов и в первую очередь устранить главную причину произвола и беззакония - подчинение правоохранительных органов представителям власти, их диктат, вмешательство в разрешение конкретных дел, а не поголовно охаивать и оскорблять прежние юридические кадры, в основе своей добросовестно служившие Родине и народу. В отличие от некоторых реформаторов у нас даже мысли не возникало получить взятку, хотя наши зарплаты не очень-то отличались от зарплат обычных граждан.
Однако для решения главной проблемы фактически ничего не сделано, в связи с чем не случайно у нас до сих пор по указанию сверху любой неугодный человек может быть необоснованно арестован и осужден, а настоящий преступник - вылезти сквозь щели правосудия.
Судью обидеть может каждый?