Примерное время чтения: 9 минут
207

Политический финиш "Никиты-чудотворца"

Быстротекущее время дает повод вспомнить о событии сорокалетней давности - смещении в октябре 1964 года с высших государственного и партийного постов в Советском Союзе Н. С. ХРУЩЕВА.

Во всем, что тогда происходило на советском партийно-политическом олимпе, до сих пор много неясного. Существовал ли на самом деле заговор или все свершилось в русле внутрипартийной демократии, как настойчиво внушала в брежневские времена официальная пропаганда? Что знал Хрущев об интригах против себя и почему так легко сдался на милость победителя? Попробуем поискать ответы на эти вопросы.

Последний полет на персональном Иле

ЗЯТЬ Никиты Сергеевича Алексей Аджубей (в 50-60-е годы руководивший сначала "Комсомольской правдой", затем "Известиями") в мемуарах иронизирует над всезнающими публицистами, расписавшими, как протекало возвращение его тестя в Москву с курорта Пицунда на пленум Центрального Комитета КПСС и предшествовавшее ему заседание Президиума ЦК (13-14 октября 1964 года). Каких только детективных обстоятельств, подчеркивает Аджубей, не "выяснено" ими: тут и смена охраны в самолете, и "отрубленная" связь с Москвой и Киевом, и даже попытка Хрущева привести в боевую готовность войска, дислоцированные на Украине...

"Ничего подобного не было, - пишет Алексей Иванович. - Хрущев прилетел с отдыха с прежней командой персональной охраны, правительственная связь Пицунды со столицей работала безупречно, других чрезвычайных мер по линии госбезопасности он тоже не заметил..."

Не будем подвергать сомнению его слова. Но стоит послушать и рассказ Анатолия Михайлова, одного из личных охранников Хрущева, о последнем полете Никиты Сергеевича на персональном Иле, записанный журналистом М. Руденко.

"Полковник! Ты - Герой Советского Союза!"

...ОТДЫХ Хрущева в Пицунде протекал обычно. Однако с какого-то момента даже рядовые "секьюрити", не посвященные в тайны большой политики, стали замечать, чувствовать неладное: на траверзе залива вдруг бросили якорь бронекатера; прислуга стала неразговорчивой, замкнутой...

Однажды среди ночи Крокодил (такова была кличка начальника подразделения, охранявшего вождя на отдыхе, майора госбезопасности) вдруг объявил подчиненным о снятии в Пицунде всех постов и экстренном возвращении в Москву.

Полет в столицу запомнился Михайлову потрясающе удивительным поведением Хрущева, причина которого стала понятна спустя несколько дней.

Едва взлетели, Никита Сергеевич вышел из своего салона в общий и принялся нервно расхаживать, чем-то расстроенный. Потом вдруг подошел к пилотской кабине и забарабанил в дверь кулаком (хотя открывать ее в полете летчикам категорически запрещалось и Хрущев не мог этого не знать).

На стук, конечно, никто не отозвался. Минут через пять глава государства постучал снова. И вновь безответно. Тогда Хрущев двинулся к Крокодилу:

- Майор! Приказываю экипажу лететь на Киев! В столице - заговор!

Майор был многоопытным служакой, вероятно, имел какие-то особые инструкции от своего начальства и сделал вид, что ничего не понимает. А Никита Сергеевич тем временем ходил от одного охранника к другому и каждому, хватая за рукав, говорил одно и то же:

- Товарищи, заговор! Поворачивайте на Киев!

Охранники не имели права разговаривать с Хрущевым, тем более не посмели бы этого сделать в присутствии командира. Сановный пассажир плюхнулся в кресло и на какое-то время впал в оцепенение, затем, будто осененный гениальной идеей, вскочил и закричал, обращаясь к Крокодилу (майору ГБ):

- Полковник! Ты - Герой Советского Союза! Поворачивай на Киев. Это - мой последний приказ...

Крокодил, однако, снова не отреагировал. Тогда Никита Сергеевич громко сказал всем (причем в голосе его, по воспоминаниям Михайлова, звучали нотки надрывной тоски и безнадежного отчаяния):

- Ребята! Вы все - Герои Советского Союза! Летим на Киев. Там - наше спасение...

Окончательно убедившись в тщетности призывов и посулов, Хрущев удалился в свой салон и до приземления не появлялся.

На аэродроме самолет с первым лицом государства бесконечно маневрировал с одной рулежной дорожки на другую, затем долго не подавали трап... Посмотрев в иллюминатор, Михайлов обомлел: вместо традиционного лимузина вождя ожидал... облезлый "ЗИЛ" охраны. Увидел это, видимо, и Хрущев и дал волю переполнявшим его чувствам:

- Предатели! Христопродавцы! Перестреляю, как собак!..

В наступившей тягостной тишине все услышали его глухие рыдания, перемежаемые время от времени проклятиями и угрозами...

Встречал Хрущева, вспоминал Михайлов, председатель КГБ В. Е. Семичастный; по другим сведениям, с ним также находился секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. П. Георгадзе.

"Они уже пообедали?"

СПРАВЕДЛИВОСТИ ради нельзя не сказать, что рассказу старшего сержанта Михайлова чуточку противоречит свидетельство самого шефа госбезопасности, недавно ушедшего из жизни. По словам Владимира Ефимовича Семичастного, Хрущев при встрече на аэродроме был спокоен, словно бы ни о чем не подозревал. "Где остальные?" - спросил он Семичастного. "В Кремле". - "Они уже пообедали?" - "Нет, кажется, вас ждут". И Хрущев прямо с аэродрома отправился в свой рабочий кабинет в Кремле. Вот в этот-то момент его охрану заменили, блокировали внутреннюю и внешнюю связь.

Как записал в дневнике первый секретарь ЦК Компартии Украины П. Е. Шелест, в 3 часа дня 13 октября Хрущев и Микоян вошли в кремлевский зал заседаний Президиума ЦК, где собрался весь "синклит", включая кандидатов и секретарей ЦК КПСС. Никита Сергеевич поздоровался и недовольно спросил: "Ну, что здесь случилось? Кто будет вести Президиум?" Место председательствующего было свободно; Хрущев привычно занял его и, открыв заседание, сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: "Кто же будет говорить, в чем суть вопроса?"

Наступило гробовое молчание. После минутного замешательства слово "для информации" взял секретарь ЦК Л. И. Брежнев - так было условлено между членами Президиума заранее. Расписанный по ролям сценарий начал воплощаться в жизнь...

Отравить или взорвать в самолете?

А ГОТОВИЛОСЬ ли физическое устранение Хрущева? В своих воспоминаниях почти все участники октябрьского пленума ЦК это отрицают. Однако, если верить признаниям В. Е. Семичастного, такой вариант с конца весны 1964 года всерьез рассматривался Брежневым. Гибель угрожавшего аппаратчикам взбалмошного реформатора первоначально представлялась Леониду Ильичу самым простым и наиболее безопасным выходом из положения. Организовать же "ненасильственную смерть" первого лица партии и государства, разумеется, надлежало КГБ.

Брежнев, вспоминал Семичастный, несколько раз вызывал его к себе и вел долгие доверительные беседы на одну и ту же тему. Какие только способы устранения "дорогого и любимого учителя" не выдвигались "верным соратником"!

Сначала он, по словам Семичастного, предложил отравить Никиту Сергеевича. Такая смерть могла выглядеть вполне правдоподобной, учитывая замечательный аппетит великого сына Украины и, как свидетельствовал бывший управделами Совмина СССР Михаил Смиртюков, его привычку в узком кругу наливаться спиртным "до изумления". Очевидно, Брежнев не сомневался, что "свои" врачи из кремлевской клиники оформили бы вполне благопристойное медицинское заключение о причинах безвременной кончины вождя, в котором не упоминались бы симптомы отравления цианистым калием или иным ядом.

Но Владимир Ефимович привел Леониду Ильичу весьма убедительные резоны против этой затеи. Хрущеву готовил пищу единственный повар - женщина, которая находилась при Никите Сергеевиче еще со времен Сталинграда и была предана ему до мозга костей. Подкупить ее невозможно, доказывал Семичастный. И потом, логика такого преступления потребовала бы тотчас устранить убийцу, а затем, заметая следы, следовало убрать исполнителя нового убийства...

- Так черед дойдет до меня, - якобы сказал, улыбаясь, председатель КГБ Брежневу, - а затем и до вас...

Подобная перспектива явно не понравилась будущему генсеку, и он снял это предложение. Но тут же выдвинул новое: устроить авиационную катастрофу, когда Хрущев будет возвращаться домой по завершении государственного визита в Египет. Шеф госбезопасности, по его собственным словам, теперь уже отказался наотрез, прямо заявив, что в массовом убийстве экипажа и пассажиров самолета он участвовать тем более не станет.

Преступление, как магнитом, манило будущего автора "Малой земли", "Возрождения" и "Целины": по зрелом размышлении авиационную катастрофу он посоветовал заменить на автомобильную. Местом аварии ему приглянулся Ленинград, где планировалось в июне 1964 года провести краткую встречу советского лидера с Иосипом Броз Тито, югославским главой. Но вскоре отпал и этот вариант.

Вероятно, Брежнев понял, что руководитель КГБ просто не хочет брать грех на душу, и смягчил требования: не убивать Хрущева, а лишь арестовать его, допустим, когда в первых числах июля он будет поездом возвращаться в СССР из поездки по Скандинавским странам. Но в этом случае неизбежно вставал вопрос: что дальше? И самое главное, как придать аресту видимость законности?

Трудности с разрешением проблемы легитимности перехода власти в новые руки, видимо, и привели Брежнева и его "конфидентов" к мысли о необходимости свергать Хрущева с соблюдением всех процедур внутрипартийной демократии.

Заклание

С НАЧАЛА октября Хрущев отдыхал в Крыму, затем из-за плохой погоды перебрался в Пицунду. В Москве же 12 октября собрался Президиум ЦК, на котором председательствовал Брежнев, чтобы обсудить новый пятилетний план, а также принять решение об отзыве с мест злосчастной записки Хрущева от 18 июля 1964 года "О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации". Сошлись на том, что Леонид Ильич позвонит в Пицунду и пригласит Хрущева в Москву.

П. Е. Шелест свидетельствовал в одном из интервью: "Мы все (члены Президиума ЦК) присутствовали, когда Брежнев разговаривал с Хрущевым. Страшно это было. Брежнев дрожал, заикался, у него посинели губы: "Никита Сергеевич, тут вот мы просим приехать... по вашей записке... - Положил Брежнев трубку: - Никита Сергеевич сказал, что он... два дня и вы уже там обоср... вопросов решить не можете".

Но волновался Брежнев напрасно, к прилету Хрущева все ключи от власти были в руках заговорщиков, их поддерживали первые лица в КГБ, МВД и Вооруженных силах. Шелепин загодя позаботился о том, чтобы на их стороне оказались и средства массовой информации: главного редактора "Правды" П. Сатюкова и председателя Гостелерадио М. Харламова отправили в зарубежные командировки, а главного редактора "Известий" А. Аджубея и секретаря ЦК по идеологии Л. Ильичева - в поездку по стране.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно