ЖУТКОВАТЫМ словцом "Руина" украинский народ назвал эпоху кровавой смуты и междоусобиц, растянувшуюся во второй половине XVII века на два с лишним десятилетия.
Она началась сразу после того, как часть казацкой старшины, жаждавшая власти и богатства, попыталась зачеркнуть решения Переяславской рады 1654 года о воссоединении с Россией и начала упорно возвращать малороссийскую землю под власть польской короны. Говоря современным языком, тогдашние украинские правители изо всех сил рвались в Европу, сменив дружбу с Москвой на оголтелую вражду к ней. Исторические параллели, разумеется, грешат условностью. Но нынешняя "газовая война" между Украиной и Россией, обострённая запретом на ввоз в РФ украинских продтоваров, спорами вокруг Черноморского флота и положения Крыма, заставляет всё же вспомнить, что нечто подобное в истории взаимоотношений двух братских народов уже было, причём творцы Руины в конечном счёте оставили о себе недобрую память...
Драчка за гетманскую булаву
6 АВГУСТА 1657 года умер гетман Богдан Хмельницкий, поднявший украинский народ на освободительную борьбу за выход из рабского подчинения польско-литовскому государству - Речи Посполитой. На смертном одре он вложил гетманскую булаву в руки своего младшего сына Юрия, которому ещё не исполнилось и шестнадцати лет.
Опекуном и наставником Юрия состоял генеральный войсковой писарь И. Е. Выговский. По происхождению польский шляхтич, он боролся с казаками и угодил к ним в плен, где приглянулся Хмельницкому острым умом. В конце концов гетман стал ему доверять как своему ближайшему другу, не ведая, что пригрел на груди ядовитую змею.
С беспредельного лукавства и иезуитской склонности к интриге этого человека и началась украинская Руина. Сначала Иван Евстафьевич, применяя хитроумные манёвры, добился, чтобы Хмельницкий-младший передал ему гетманскую булаву. Так, сначала он сам ненароком возбуждал между заслуженными казаками неодобрительные разговоры, что им предстоит повиноваться мальчику, не нюхавшему пороха, а затем живописал Юрию, что значковые (т. е. наделённые должностями) казаки сильно ропщут и не желают повиноваться столь молодому гетману. Конечно, растерявшийся Юрий просил у Выговского, которому доверял как отцу, совета: что ему делать. Отказаться перед радой от гетманского звания и тем снискать себе расположение и любовь народа, подсказывал генеральный писарь, повествуя, что между казаками якобы издавна повелось: избираемый в начальники принимает должность только тогда, когда казачий круг как бы насильно принуждает его к этому.
Попутно Иван Евстафьевич делал всё, чтобы самому понравиться тем, от кого зависело его избрание на гетманство. Он даже выкопал из земли сокровища, некогда спрятанные им вместе с Хмельницким-старшим, - свыше миллиона злотых (по тем временам баснословная сумма!) - и начал тратить деньги без счёта, одаривая и угощая казаков.
Предтеча "оранжевой революции"
ДЕЛО кончилось тем, что Юрий положил на стол знаки гетманской власти - бунчук и булаву, присовокупив, что по молодости лет и неопытности не может нести столь важного достоинства. Но вместо того, чтобы его уговаривать, толпа громко закричала: гетманские клейноды вручить Выговскому! Искусный лицедей с потупленным взором и слезами на глазах разыгрывал роль нежелающего нести бремя власти, и чем более он упрямился, тем громче казаки требовали избрать его предводителем своим и всея Украины. В конце концов Иван Евстафьевич "покорился" народному выбору, как бы нехотя и лишь уступая гласу толпы...
События в Малороссии, связанные с избранием преемника Хмельницкого, поначалу не сильно привлекали внимание Москвы. Более того, в появлении на украинской авансцене Выговского - своего, как казалось, многолетнего клеврета, исправно доносившего на гетмана Богдана, - царь Алексей Михайлович даже увидел добрый знак. Тем более что в грамотах царю новый гетман не уставал заверять самодержца в безграничной преданности и послушании.
Между тем по всей Украине поползли тревожные слухи, чернившие московскую политику в глазах населения. Людей волновали распускавшиеся приспешниками Выговского слухи, что Москва резко сократит казачий реестр, превратив большинство вольных людей в холопов и крепостных. На самом же деле, свидетельствует украинский историк Голобуцкий, Москва в ту пору вела себя очень сдержанно. Опасаясь восстановить против себя крестьянство, не желавшее возвращаться под власть феодалов (хоть своих, хоть пришлых), царское правительство отнюдь не настаивало на немедленном составлении списков реестровых казаков и его ограничении. Но поскольку в ту эпоху газет ни в России, ни на Украине не существовало, зато быстро распространялись самые невероятные слухи, позиция Москвы доходила до простых малороссиян в искажённом до неузнаваемости виде.
Кстати, Выговский, едва завладев гетманской булавой, попытался спровоцировать царя прислать уполномоченных для составления 60-тысячного реестра казацкого войска, явно в расчёте вызвать всенародное возмущение. В тех же провокационных целях представитель Выговского просил царя вместе с уполномоченными прислать на Украину воевод и полки служилых людей. Эти хитрости сопровождались безудержной антимосковской агитацией. Противники России по обе стороны Днепра втолковывали на сходках народу: "Вот как возьмут вас царь и Москва в руки, тогда и кабаки введут, горилки курить (то есть гнать самогон. - А. В.) и меду варить нельзя будет всякому, и суконных кафтанов носить не вольно будет".
Майдан незалёжности
ДЛЯ старшинской элиты у Выговского нашлись средства более изощрённые. Муссировались толки, что царь Алексей Михайлович, заключив перемирие с поляками и договорившись с ними в Вильне в октябре 1656 года о совместных действиях против шведов, теперь метит быть избранным на польский трон. А поскольку в виленском трактате царь обещал полякам, став королём, возвратить Речи Посполитой все её земли, это означало, что... на Украину снова могли вернуться полновластными и безраздельными хозяевами польские магнаты и шляхтичи, возвратив в прежнее бесправное состояние и казачью старшину!
Такое развитие событий Выговский и его сторонники считали необходимым упредить добровольным соединением с Польшей на условиях, которые поставили бы Речь Посполитую перед необходимостью сохранять права старшины.
Желанное соглашение было заключено в гетманской ставке Выговского в Гадяче в сентябре 1658 года. Малороссия возвращалась в подданство Речи Посполитой под названием Великого княжества Русского. Реестр Запорожского войска определялся всё в те же 60 тысяч человек с секретным обязательством гетмана ограничиться вдвое меньшим числом. Зато по его представлениям король мог возводить старшину в шляхетское достоинство. Ряд мест в польском сенате закреплялся за православной шляхтой, сам Выговский помимо гетманства приобретал звания "первого киевского воеводы" и сенатора.
Лёгкость, с которой рада в Гадяче одобрила клятвоотступничество, в частности, объясняется ловко проведённой Выговским церемонией, разыгранной просто театрально. Введя польских представителей Беневского и Евлашевского на майдан, где важно восседали полковники в праздничных нарядах, с перначами (знаками власти) в руках, Иван Евстафьевич возгласил:
- Войско Запорожское изъявляет желание вечного мира и соединения с Речью Посполитой, если только услышит от господ комиссаров милостивое слово его королевского величества!
И слово прозвучало. Не просто милостивое, но прямо-таки отеческое!
- Вот уже десять лет, как, словно матери за одного ребёнка, спорят за Украину два народа: поляки и москали, - говорил Беневский. - Поляки называют её своею собственностью, своим порождением и членом, а москали, пользуясь вашей храбростью и вашим оружием, хотят завладеть чужим... Оттого гибнет край ваш, пустеют поля; сеет москаль ненависть между вами и нами на плодородных полях Украины, утучняет их кровью христианской... Вы теперь попробовали и польского, и московского правления, отведали и свободы, и неволи. Говорили: не хороши поляки! А теперь, наверное, скажете: москаль ещё хуже! Чего ещё медлить? Отчизна взывает к вам: я вас родила, а не москаль; я вас вскормила, взлелеяла - опомнитесь, будьте истинными детьми моими, а не выродками!
- А що! - вскричал Выговский. - Чи сподобалась вам, панове молодци, рация (речь) его милости пана комиссара?
- Гаразд говорить! - загалдели полковники.
Разумеется, антироссийская демагогия, какими бы перлами она ни украшалась, не возымела бы действия, если бы московская власть и её ратные люди сами не дали повод судить о себе не лучшим образом. Дело в том, что жалованье на Украину (и пришедшим царским войскам, и казакам) тогда посылалось не серебром, а медными деньгами, которые день ото дня обесценивались. Скудость содержания вынуждала присланных Москвой стрельцов и наёмных солдат заниматься грабежами и мародёрством, много было дезертиров. При этом Кремль, вместо того чтобы пересмотреть свою финансовую политику на Украине, лишь велел русским воеводам, появившимся в Киеве и нескольких других малороссийских городах, беглецов из войска излавливать и вешать на майданах!
Царские иллюзии
ЦАРСКОЕ правительство, позволившее Выговскому водить себя за нос, как ни странно, с самого начала было осведомлено об изменнической политике гетмана. Первые известия о ней Алексей Михайлович получил ещё осенью 1657 года от депутации запорожцев. Они жаловались на старшин, что те разворовывают жалованье, которое царь посылает казачьему войску, а сами обложили народ непомерными поборами. Сообщалось и о том, что Выговский начал переговоры с польским королём об условиях возвращения Малороссии под его руку.
Тревожные сигналы поступали и от полтавского полковника Мартына Пушкаря, поднявшего против Выговского восстание на Левобережье Днепра. Но в Кремле словно пребывали в полной глухоте. И гетман, убедившись, что по-прежнему пользуется в Москве почти безграничным доверием, собрав силы, в мае 1658 года двинулся на восставшую Полтаву. Ему очень хотелось, чтобы кровью повстанцев обагрили свои руки русские ратники. Поэтому он уверял пришедшего с войском в Переяславль воеводу Григория Ромодановского, что взбунтовавшиеся "своевольники" якобы изменяют России и намерены предать украинские земли врагам - польскому королю и крымскому хану. Но у Ромодановского хватило осторожности уклониться от сомнительной чести проведения карательной экспедиции в интересах Выговского. Не получив от него поддержки, Иван Евстафьевич быстро договорился с крымским ханом. Тот направил на Украину многотысячную орду Карач-бея. 18 мая 1658 года начались ожесточённые сражения под Полтавой. Заняв её, гетман жестоко расправился с населением. Город был сожжён, множество его жителей, включая женщин и детей, перебито. Прощаясь с союзниками-крымцами, Выговский расплатился с ними... соотечественниками: татарам было разрешено всех оставшихся в живых полтавчан и жителей окрестных сёл угонять в неволю!
Вслед за Полтавой наступил черёд расправы над другими городами и сёлами Левобережья, выступившими против предательской политики Выговского. Спасаясь от карателей и татар, крестьяне и мещане уходили на русские земли, оседая на пограничной Слободской Украине.
Когда правда о Гадячском договоре выплыла наружу, большая часть казачества выступила против разрыва с Москвой. Возможно, противники Выговского сумели бы быстро объединиться и свергнуть его, поддержи их Москва сразу и безоговорочно. Но Алексей Михайлович даже после известий о полтавских и гадячских событиях всё продолжал тешить себя иллюзиями, что Польша очень слаба, жаждет видеть его на своём престоле, ненавидит Швецию, с которой воюет, а значит, ради самосохранения поступится всем потерянным, включая Украину. Эта эйфория самообмана начала развеиваться, когда на переговорах в Вильно в конце 1658 года польско-литовские представители вдруг "забыли" медоточивый тон и категорично отказали царю в избрании на польский трон да ещё потребовали отдать Смоленск, другие пограничные города и, разумеется, всю Украину...
О ТОМ, как народ Украины долго и мучительно выбирался из Руины, в которую его ввергла безответственная политика своекорыстной части старшины, какие тяжкие жертвы были принесены нашими украинскими братьями во имя повторного воссоединения с Россией, - уже совсем другая история.
РАЗМЫШЛЕНИЯ ИЗВЕСТНОГО ПИСАТЕЛЯ. Василь Быков: "Горький привкус победы"