Петрозаводская тюрьма. Следственный изолятор. Сергей Косаревой сидит здесь за убийство. Застенчивый пятнадцатилетний паренек с беспомощной улыбкой - "типичный представитель" отряда "лохов" - лакомая находка для профессионалов преступного мира. Их, "представителей", - безвольных, легко идущих на поводу, нетрудно сделать соучастниками любого преступления, их, несовершеннолетних, не приговаривают к смертной казни, их, "лохов", легко сделать "паровозом"...
ОН БОЯЛСЯ, страшно боялся идти на свое первое "дело". Но друзья успокаивали:
- Не трусь, Сережка, сейчас все так живут. Возьмем у вьетнамца деньги - и порядок!
- Так он же мой сосед, нехорошо как-то, - пытался отговориться Сережка, - может быть, без меня...
В нем еще жила какая-то слабая надежда, что старшие товарищи его оставят в покое и пойдут грабить вьетнамца без него. Да и зачем, собственно, ему чужие деньги? Ведь мать с отцом и так дадут, если надо будет...
Теперь он жалел, что проболтался Длинному про вечер, когда сосед уезжает в Москву за товаром.
- Да не трясись ты, - дружески похлопывал его Длинный. Когда еще такой случай представится!
Вьетнамец богатый, у него денег много. Эти отберем - он еще наторгует. Они ведь, торгаши, наших обдирают. Завалили тут все своими куртками да кроссовками...
- А если он не захочет нам денег отдавать да потом еще всем расскажет, что мы грабить его приходили,"... - продолжал сомневаться Сережка.
Но старшие над его опасениями только посмеялись:
- Да кто же об этом рассказывает! Мы его припугнем как следует. Нож возьмем, дубинки...
При мысли о ноже и дубинках Сережке стало совсем страшно, и он уже взмолился, почти заплакал:
- Ребята, может, другого кого, может, не надо соседа... Как же я ему в глаза потом смотреть буду?
- Другого кого? - удивленно пожал плечами Длинный. - А что, разве сегодня вечером еще кто-то уезжает за товаром? Если у тебя есть еще такой сосед - скажи, найдем другого...
Теперь только Сережка понял, что это уже серьезно. Слишком серьезно, и ему никак не отвертеться. Прежде, когда он познакомился с Длинным, когда только слушал его рассказы о храбрых похождениях, когда вместе фантазировали на тему "кого бы грабануть", ему и в голову не приходило, что наступит такой час...
- Не дрейфь, хилый, - подбодрил его еще один старший подельник. - Ты у нас теперь паровозом будешь. Дело почетное. Без тебя нам не обойтись. Ведь вьетнамец только тебе откроет, потому что тебя знает, а уж дальше мы сообразим, что делать...
СЕРЕЖКА слушал, и окно в его глазах расплывалось, и мир расплывался... Из сладостных грез и фантазий о том, что можно куда-нибудь уехать, жить беззаботно и радостно, не видеть вечно понурых и озабоченных лиц, почему-то лепилась картина страха. Странной казалась сама мысль, что хорошая жизнь может начаться так просто: взять деньги у вьетнамца - и всего-то! А в глаза... В глаза потом совсем не придется смотреть: ведь они все равно уедут из своего города.
Дело близилось к вечеру, и с каждой минутой Сережке становилось все страшнее. Уже не кукушка выпрыгивала из узорчатых детских часов, а злой дракон вытягивал из пещеры свою голову и шипел:
- Все, малыш, уже не отвертишься. И за базар ответишь...
Послышались шаги. Сережка вздрогнул: может, убежать? Может, еще не поздно? Скрыться где-нибудь в лесу и жить потом, как отшельник, чтобы не нашли...
Он даже спрыгнул с подоконника, приготовившись спрятаться под кровать, как в далеком детстве. Стянуть покрывало пониже и сровняться с дощатым полом, провалиться в расщелину, превратиться в соломинку и даже дышать научиться совсем неслышно.
...Потом зазвенел детский смех в подъезде. Это соседка тетя Рая возвращалась с дочкой... От души отлегло. Значит, пока еще не подельник. Значит, у него есть еще какие-то кусочки живого времени: секунды, минуты... Никогда прежде не представлял себе, как все это важно. Как важно почувствовать, что у тебя еще есть возможность никому не делать плохого. Ощутить еще минуту до чего-то ужасного. Минуту спокойствия и мечты о том, что все еще может сорваться. Вдруг Длинный передумает... Или вдруг вьетнамец не придет сегодня... Или все поезда на Москву отменят... Правда, это уже из области невероятного.
НО ВОТ кукушка на часах закричала голосом дракона. Щупленькая фигурка Майсондэ показалась у дома. Хлопнула дверь в подъезде. Шаги по ступеням. Шаги мимо его двери, на этаж выше. Странно сознавать, что это шаги человека, который пока еще строит какие-то планы и представляет себе дальнейшую жизнь. Майсондэ рассказывал ему как-то про то, что собирается жениться.
Там, на родине, у него невеста. А здесь, в Карелии, он за два года заработает себе на семейную жизнь. Длинному почему-то не нравилось, что вьетнамец за два года в их городке может заработать на семейную жизнь, а наши, сколько ни корячатся, ничего не зарабатывают... Хоть вообще нашим мужикам впору жениться запретить...
Мысли в голове прыгали беспорядочно, словно теннисные мячики. Они то сверкали на солнце, высоко подпрыгивая, то вдруг терялись в глухой глубине травы. И Сережка терялся в глубине самого себя, а может быть, и не в глубине вовсе, а так просто стелился пылью на поверхности ступеней.
В дверь постучали. Ну вот и все. Это вагончики пришли за своим паровозом...
НАШ разговор с Сергеем состоялся перед самой отправкой на зону. Сначала он упорно играл роль убийцы. Но что-то в его детском поведении заставляло усомниться в том, что именно он, а не кто-то другой - самый главный преступник.
Из интервью в следственном изоляторе:
- Сергей, за что ты сюда попал?
- Убийство вьетнамца. Нам с подельниками денег захотелось, вот я предложил и пошли на это дело, чтобы убить вьетнамца.
- Зачем вам нужны были деньги?
- Захотелось уехать из Питкяранты.
- Почему захотелось уехать?
- Надоело. Жизни захотелось. Денег больше.
- Значит, решили кого-то ограбить. А как выбрали жертву?
- Вьетнамцы к нам приезжают, торгуют, значит - богатые. Майсондэ мой сосед был. Я на четвертом этаже жил, а он на пятом. Моя семья тоже на базаре торговала. Вот я его хорошо знал.
... Логический сбой чувствуется сразу же в самом начале разговора. Хотелось уехать, и поэтому вместе с подельниками решили убить вьетнамца. Так убить или ограбить? Потом, зачем самому Сергею грабить торгующего на рынке соседа, когда его родители тоже торгуют на рынке?
Из интервью в следственном изоляторе:
- Как вы попали в квартиру?
- Зашли в квартиру с помощью меня. Зашли под предлогом куртку купить, а сами напали с помощью меня. Дубинка, ножик - вот чем убили мы его.
- А деньги?
- Искали потом, когда убили.
- Ну и как, нашли?
- Денег не было. Он другу своему деньги отдал, своему вьетнамцу тоже. Он в тот день собирался уехать в Москву за товаром. Вот я и подумал, что перед отъездом у него же деньги должны быть. И перед поездом мы к нему пришли. Поезд в полшестого, а мы пришли в три. А он до этого другу отдал деньги и сказал, чтобы перед поездом друг зашел и его проводил. А потом уже перед поездом, когда я дома сидел, видел, как друг заходил и ушел.
- Получается, что ты убил своего соседа и спокойно пошел дама сидеть, и у тебя не тряслись руки, тебе не было страшно?
- Было страшно. Когда подельники стали вещи собирать там, в квартире, когда я увидел, что он уже мертвый, меня пот пробрал, и я ушел с квартиры. Убежал оттуда. А они там еще остались, подельники, вещи собирать.
- Ты не понимал, что если убьешь человека, то сядешь в тюрьму?
- Я не знал, что сяду в тюрьму.
Думал, что деньги возьмем, и я уеду из Питкяранты, мы все уедем.
- А что, в Питкяранте так плохо было жить?
- Нет, хорошо. Просто за 15 лет надоело.
- Но ведь ты мог окончить школу, поехать куда-то учиться или работать. Зачем для этого отнимать чью-то жизнь?
- Не знаю, не хотелось учиться.
- Ты ничем не увлекался?
- Раньше спортом увлекался, а когда с подельником познакомился, уже ничем не стал увлекаться.
- А все-таки скажи, нож ты воткнул в человека?
- Да, я.
- Куда ты воткнул нож?
- В спину.
- И он сразу умер?
- Нет. Он обернулся, был перепуган, а там потом уже подельник на него напал с дубинкой, начал его бить, и они остались в комнате бороться. А я пошел в другую комнату искать деньги.
- А когда ты увидел, что сосед мертв?
- Когда опять вошел. Там много крови было. Он весь перерезан.
Мне страшно стало, я убежал, потом ушел с квартиры...
- Так, значит, ты убил вьетнамца?
- Да, я.
Он говорит вяло, отрешенно, как человек, давно уже смирившийся со своей участью. Он один во всем виноват. Он один продумал план убийства. Он, а не кто-то еще, настоящий убийца.
МЫ НАХОДИМСЯ в комнате начальника воспитательного отдела майора Александра Дорофеева. При разговоре присутствует депутат горсовета Юрий Дмитриев, занимающийся приговоренными к высшей мере наказания.
- Ты его не убивал! - вступает в разговор Дмитриев. - Учти, парень, девять лет - срок большой. Зачем брать на себя лишнее? Года через полтора начнешь писать во все инстанции и доказывать, что ты был только участником и свидетелем убийства, но искать концы, оправдывать будет уже поздно. А настоящий убийца за это время вовлечет в преступление еще десяток таких, как ты. И их руками возьмет еще чьи-то жизни. А мальчишки вроде тебя из страха, по недоумию будут отсиживать за него тюремные сроки. Если бы ты в самом деле убил того вьетнамца, так его оскал предсмертный тебе бы спать не давал. И сейчас бы ты потел и бледнел... Следствию проще: спихнуть на тебя дело, раз ты сам этого хочешь, закрыть - и ладно. А ты забираешься в яму все глубже и глубже.
В разговоре возникла пауза. Сергей молчит. Я только вижу его спрятанные под столом руки. Вижу, как он мнет пальцы, сильно, добела. Ему хочется быть последовательным в своей пусть слабо, но все-таки проработанной линии убийцы. Он даже говорит, что в тюрьме неплохо и можно жить. Он говорит это, глядя на начальника воспитательного отдела... Но вдруг рука со свежей татуировкой "слон" дергается, пальцы с белыми вмятинами резко разжимаются, и тихим, полным отчаяния голосом он признается: - "Касатку" писал, еще писал. Пришел ответ. Ничего не помогло. Я в "касатке" честно писал, что не убивал его, но видел...
- Так-то чужие грехи прикрывать, - говорит Дмитриев. - Вышку не дадут, грехи повесили: мол, будешь паровозом. Не паровоз ты, а так, прицепной вагончик. В зоне-то раскусят сразу. Там ухари почище сидят, знают, что делают.
- Так вот он уже сейчас и готовится, - поясняет начальник воспитательного отдела майор Дорофеев. - Видите, наколка слон - свежая, здесь уже, в тюрьме сделал.
Что означает? Ну, примерно смерть правоохранительным органам.
- "Смерть легавым от ножа", - уточняет Дмитриев и снова обращается к Сергею: - А других-то в заблуждение не вводи, что, мол, в тюрьме жить можно. Ты ведь уже на собственном опыте знаешь, каково здесь сидеть - в четырех стенах. С самой плохой свободой не сравнится - где куда захотел, туда и пошел. Грибы, ягоды собирай, рыбу лови. Хочешь - бутылки собирай, хочешь - на стройке зарабатывай. Что тебе в твоей Питкяранте не пожить было? В тюрьму захотелось? Легких денег, парень, не бывает. Тяжелые судьбы бывают. А вот теперь скажи, только честно, - пожелаешь кому-нибудь сюда попасть?
И Сергей снова отступает от внушаемого себе образа закоренелого убийцы, аборигена тюремных камер. И уже совсем беспомощно, совсем тихо произносит:
- Желаю, чтобы никто не попадал сюда...
И это единственные слова, которые звучат искренне, без бравады.
- У него сейчас начинается новый период, - замечая мой взгляд, остановившийся на наколке Сергея, поясняет майор Дорофеев. - Вырабатывается психология камеры, узкого коллектива, так можно сказать. Вспоминают содеянное и бахвалятся между собой своими "подвигами". Чем больше на себя наговорят, тем больше наберут себе баллов в камере. Авторитет себе зарабатывают.
- А что, - спрашиваю я у майора на выходе из тюрьмы, - вам разве не ясно, что не Сергей убил того вьетнамца?
- Нам-то ясно, - пожимает плечами майор, - но мы не суд.
ШЕЛКАЮТ засовами железные двери. Решетки, решетки... Целый лес прутьев. Лес, за которым скрывается от мира слабая человеческая душа. Лязганье за моей спиной... Оно похоже на холодную усмешку судей, которые легко поверили, что исполнитель убийства - пятнадцатилетний мальчишка, а взрослые, видавшие виды дяди - всего лишь его подельники.
Еще девять с лишним лет Сережка будет нести наказание за недоумие, за страх перед большими и сильными, за то, что принимал участие... в той квартире, в тот час...
У настоящих же убийц своя функция: сталкивать в пропасть жизни такие вот "паровозики".
Я оглянулась напоследок. ...Потухший, жаждущий света взгляд. Пальцы, до боли, добела впивающиеся в ржавую решетку. Как трудно повернуться спиной и уйти...
Странная жизнь. Птицы без небес, паровозики без крыльев, лохи вместо пацанов.
Страшная смерть деревенской Пенелопы