Неподалеку от Волгодонска в станице Романовской Ростовской области располагается дом-интернат для престарелых преступников. 60-летние убийцы, грабители и воры, освобожденные из тюрьмы по старости, коротают здесь свой век.
Украл, напился - в интернат
- Сегодня у нас числится 120 человек, - директор интерната Людмила Величко перебирает бумаги своих подопечных. - 10 в больнице - туберкулезники, один в бегах. Ну, убежал он - украл у соседа пиджак, пропил, потом испугался и сдернул. Как, чего испугался? Того, что утром не проснется.
...Первый набор "воспитанников" перепрофилированного интерната составили выходцы из батайской и новочеркасской колоний строгого режима. Вдобавок к ним - бомжи и те, кого перевели из обычных интернатов за плохое поведение. Бухгалтер Валентина Ломакина хорошо помнит тот первый набор: "Ой, в первый же день все старички перепились вусмерть. Сестрички молоденькие в шоке - боятся в палаты входить. У каждого нож, каждый свои правила устанавливает. Кому в постель обед несите, кто вообще заявляет - руки болят, сам помочиться не могу, пусть медсестра у меня брюки расстегивает и все, извините, достает...
"Начальник, век воли не видать!"
- С каждой пенсии они получают 25%, остальное идет на счет интерната. Как только деньги получат - три дня в палатах идет такая гулянка, что медсестры, боятся заходить. А потом деньги кончаются и начинают пропивать костюмы, брюки, рубашки - все за копейки цыганам спускают. Даже лампочки из фонарей выкручивают. А вот еще случай был: как-то из Азова неходячего привезли. Медсестры его кормили, мыли, а потом он пенсию получил. Смотрю - бежит к ларьку первый.
А вот виноватыми романовские старики себя не чувствуют, и это объясняется очень просто. Проведя десятки лет в зоне, они принесли с собой и тюремные законы. Так и заявляют - одежда мне выдана, значит, моя, делаю, что хочу. "Люди они особенные, - описывает Величко своих подопечных. - К администрации относятся с показным уважением - так их в колониях воспитали. Но чтобы сделать что-то для интерната или в самодеятельности участвовать - это нет. Постоят, окурки набросают - пусть дворник убирает, ему зарплату платят. А раз картошку привезли, я попросила помочь разгрузить. Смотрю и глазам не верю - пошли, все сделали. А вечером всей толпой приходят: "Эй, Валентиновна, мы все сделали, плати - давай нашу долю". Насыпали себе по сумке картошки и пропили.
И, конечно, если действуют тюремные законы, то должен быть и свой авторитет. Он есть - пожилой "законник" Пеца, "в миру" Петр Васильевич. Присматривает за поведением своих товарищей, многих зная еще по жизни в колонии. Пецу слушаются, а он договаривается с руководством интерната по самым спорным вопросам - кому смотреть до полуночи футбол и что сделать, чтобы кореша не унесли телевизор.
Женский вопрос
И как же не вспомнить о женщинах - здесь им уделяется не меньше внимания, чем на воле. "Ух ты какая, хоть под сто семнадцатую иди (статья старого УК за изнасилование)!" - восклицает старикан с вытатуированным на всю грудь крестом вслед молоденькой медсестре. "Только руку протяни, сразу оторву", - не оборачиваясь, бросает прелестница. Да, с медсестрами не везет. Хотя кому как. До сих пор всем новичкам рассказывают историю Данилова (как раз того, который валяется сейчас в лазарете) и медсестры Веры. Данилов последний срок "мотал" за убийство - по пьянке в драке насмерть забил парня. После освобождения попал в интернат. Чем привлек он внимание сорокалетней медсестры, до сих пор гадают. "Влюбилась она в него без оглядки, - вспоминает Ломакина. - Ей говорили: "Вера, ты ж с ним намучаешься, брось". - "Нет, я его люблю, вы не понимаете". Взяла его к себе, зубы вставила золотые, одела. А он начал у нее все пропивать, а потом по пьянке на человека напал - опять срок. Тогда только она и одумалась".
Но это случай уникальный. Поэтому тем, кто истосковался по женскому обществу, искать подругу приходится среди своих. Женщин в интернате тринадцать. Все, что называется, "свои в доску" - в свое время отбыли срок за воровство, так что одни университеты проходили - поговорить есть о чем. Людмила Валентиновна приглашает меня в гости к Соловьевым. Лидия Михайловна и Василий Яковлевич поженились в интернате. Им выделили отдельную комнату, где они теперь ведут хозяйство. "Самые порядочные люди, - шепчет директор. - Не пьют".
Брать - так миллион, жить - так на халяву
В год на одного старика в интернате тратится 14 тысяч рублей. Четырехразовое питание - мясо, масло, фрукты, соки, такого больше нет ни в одном доме престарелых. Только все это оказалось палкой о двух концах. Дело в том, что многие пожилые буяны из других интернатов стали специально бузить еще больше, чтобы попасть в Романовку. Кормят хорошо, Дон под боком. Поэтому контингент прибывает, а вот что делать с ним дальше...
- Я уже не раз обращалась в министерство, - сетует Людмила Валентиновна, - к нам ведь присылают в виде наказания, а отсюда его куда девать - только на улицу. А если он ворует, постоянно все пропивает или порежет кого? Говорят: "Нет, бомжей плодить тоже нельзя, терпите..."
Население интерната сокращается, только когда кто-то сам пускается в бега. Однажды в интернат попал некто Козя. Еще молодой инвалид без обеих рук. Рассказывал, что вместе с дружками он "наколол" ломбард. Но не повезло - всех задержала милиция, хотя украденное золото воры успели спрятать. Козя освободился раньше своих подельников и все золото взял себе. Но дьявольский металл снова сыграл с ним злую шутку. Освободившись, приятели Кози нашли его и отрубили обе руки - чтоб не брал чужого. В интернате безрукому вору сделали протезы, но вскоре он сбежал. Его несколько раз видели на ростовском вокзале - он сидел в камуфляже с табличкой "Подайте инвалиду-афганцу". Три года спустя у ворот интерната остановилось такси. Из него вывели пропавшего Козю - на шее золотая цепь в палец толщиной, на поясе плеер.
...Директор интерната Людмила Величко вызывает искреннее восхищение. "Как вы тут со всеми управляетесь? Вам памятник ставить надо". - "Не знаю, я вечером домой прихожу и полчаса ни с кем не разговариваю - отхожу. А памятник... Боюсь, его через день унесут".