ГРУСТНО думать, что тираж книги Александра Чудакова "Ложится мгла на старые ступени" столь скромен - всего лишь 5 тыс. Но наверняка ее читатели - это люди, имеющие вкус к русской прозе, к чистому слогу, к верно и точно найденному слову, без вычурности и псевдолитературных экзерсисов. "Олма-пресс" по справедливости выпустило эту книгу под грифом "Литература категории А", а жанр ее сам автор обозначил как "роман-идиллию". Но для начала представим автора - известный филолог, литературовед, доктор наук, автор пяти книг и более двухсот статей по истории русской литературы.
Читаю книгу и поражаюсь живости языка, юмору и удивительному свету, ею излучаемому. История (а это история семьи, мемуарная) очень проста и в то же время невероятно сложна, как биография любого человека, история любой семьи. Автор вспоминает свою родословную, многочисленных родственников и прежде всего, конечно, мать, отца, бабушку и самого важного человека в своей жизни - деда. Он вспоминает, описывает их, поминая по русской традиции скорбно и светло, с любовью и нежностью. И потому главные "действующие лица" этой книги - память и любовь. Что был бы без них человек? И если бы каждый оставил вот такую историю своего семейства - это и была бы истинная история нашей страны и нашего народа, не в сухих документах и цифрах - в персонажах, поступках, опыте, привычках. Книга - еще и своеобразная "школа выживания": большое семейство автора долгие годы выживало, полностью обеспечивая себя в голод и холод, в эпоху НКВД, войны, карточек, ночных очередей, арестов и доносов. Они всю жизнь трудились, эти русские интеллигенты, по воле судьбы заброшенные в казахстанские степи: косили, пекли хлеб, копали (любимейшее занятие доктора наук Чудакова и по сей день), держали скот, строили, столярничали, плотничали, шили. А вечерами музицировали под дедову скрипку, пели романсы, и бабушка, дочка губернатора, до старости умела пользоваться девятью столовыми приборами и знала, как называется кольцо для салфеток.
О каждом герое романа можно написать отдельную книгу. Никого или почти никого уже нет на свете. О них автор рассказывает теперь уже своей внучке. "Мир моего детства отстал от нее на те же полвека, что от меня - дедов. Бестелевизионный, с патефонами, дымящими паровозами и быками - должен, казалось, хотя бы своей экзотикой быть интересен ей. Он ей не нужен". Но печаль автора по-пушкински мудра и светла, ведь, как писал перед смертью его дед: "Душа моя будет смотреть на все оттуда, а вы, кого я любил, будете пить чай на нашей веранде, разговаривать, вы станете взрослее, старше, у вас будет другая жизнь, без меня, я буду глядеть и думать: помните вы меня, самые дорогие мои?" Человек жив, пока его помнят. А жизнь? Что такое жизнь? По словам того же деда - "житие с улыбкой".
РОБЕРТ ВАН ГУЛИК МОНАСТЫРЬ С ПРИВИДЕНИЯМИ