Перечитал Акунина и задумался: неужели до фандоринского камердинера Масы в Москве не видели живых японцев?
И. Г о р е м ы ч к и н
ПЕРВЫЙ японец появился в Москве случайно. Если бы не буря, разбившая в 1697 г. торговый корабль с грузом сакэ у неизвестных тогда японцам Южных Курил, Денбей Татэкава, сын купца Денсея из города Осака, нипочем бы не попал в Россию. После кораблекрушения Денбей попал в плен к курильским айнам, затем его продали камчатским ительменам. А еще через пару лет на Камчатку явился русский землепроходец Владимир Атласов, объявивший эту землю собственностью России, а жителей - подданными царя Петра. Ительменам быстро дали понять, кто в доме хозяин, и японца, который при виде цивилизованных людей "зело плакал от радости", освободили. Атласов, ничего не зная о Японии, решил, что перед ним "индеец Узакинского царства", и отправил диковинного человека вместе со всем его имуществом (книги по искусству и две золотые монеты) царю в Москву. Через 10 месяцев, 8 января 1702 г., Денбей явился пред царевы очи в Преображенском дворце. Петр был рад "татарину Апонского государства" - назревали крупные экспедиции землепроходцев на Дальний Восток. И как ни просился несчастный японец в свою Осаку, Москва стала для него позолоченной клеткой: "А как он, Денбей, русскому языку и грамоте изучится, и ему, Денбею, учить своему японскому языку и грамоте робят человек 4 или 5". Опекал японца Яков Брюс - он поселил Денбея на подворье князя Гагарина и убедил креститься под именем Гавриила. Вскоре Денбею нашлась компания. Два японских подростка - Сондзо (Дамиан Поморцев) и Гондзо (Козьма Шульц), ставшие впоследствии авторами первых русско-японских словарей. Но японские экзоты не прославились на Москве ни сами, ни в потомстве.
Эдвард Радзинский. Любовные сумасбродства Джакомо Казановы (часть 3)