ТРИ постановки горьковского "На дне" в Москве - мрачноватый знак времени. В громадном зале Театра Армии под голубым соцреалистическим куполом с облаками и "краснозвездными" самолетами особенно смачно воспринимаются раскатистые монологи про человека, который звучит гордо. У Беляковича на Юго-Западе и в "Табакерке" у Адольфа Шапиро спектакль идет, как и положено, в полутемных подвалах. Проект-мечта Андрея Кончаловского на столичных подмостках тоже связан с пьесой "На дне". Да-а-а...
Искусство, как известно, призвано отражать жизнь. Ничто не возникает из ничего. Идеи носятся в воздухе, а воздух проникнут реалиями нашей жизни. Сегодня люди, проживающие "на дне", как никогда (вернее, как тогда, в начале века, во времена Хитрова рынка), стали привычной приметой дня. Сегодня ты просто бедный, завтра - нищий, послезавтра - бомж. В Москве уже имеются ночлежки. Олег Павлович Табаков, играющий Луку, вместо премьерного интервью сказал лишь: "Выйдете утром на улицу, увидите эти тени у мусорных баков - дайте им хотя бы хлеба..."
Спектакль "Табакерки" режиссерски ясен, актерски чувственен. Говоря высоким слогом, в наш жестокий век восславил он свободу и милость к падшим призывал. И напоминает он опять же простую, вечную, справедливую народную мудрость: "От тюрьмы да от сумы не зарекайся". "Дно" и "право на дно" в нашей стране всем и каждому всегда гарантировано и обеспечено, будь ты министр, попавший за решетку, или жертва "пирамиды", безработицы, обманной квартирной сделки.
...Отодвинется черная штора, и зрители увидят как бы собственное отражение: такие же скамьи, ступени, нары - амфитеатром и места, как в зале, пронумерованные. На них, глядя прямо нам в глаза, - знаменитые персонажи, знаменитые актеры Александр Филиппенко, Андрей Смоляков, Евдокия Германова, Сергей Безруков... "Что наша жизнь - игра! Сегодня ты, а завтра я..." Основной посыл режиссера сразу же воплотился в простой и ясный зрительный образ спектакля. Впрочем, вовсе не в сиюминутных ассоциациях и иллюзиях - его сила.
Это спектакль с отменными актерскими работами. А. Филиппенко, "залетная птица" в "Табакерке", играющий роль Сатина с присущей ему органикой, мудро заметил: "Вместо "Золотых масок" актерам надо раздавать роли в "На дне". Я же, честное слово, вернула бы, как прежде, обязательные культпоходы старшеклассников на этот спектакль, чтобы "живьем" ощутили, насколько это мощная, русская, вечная, бесшабашная, горькая, веселая пьеса. Оптимистическая трагедия. Или пессимистическая комедия. О том (всего-навсего!), что все мы - люди, одинаково счастливые, и несчастные, и смертные. А выброшенные жизнью или ею же вознесенные - неважно. Важно то, что всегда есть возможность творить свою судьбу самому. Каждый выбирает по себе.
Религия босяка - свобода во что бы то ни стало, утверждал когда-то барин Станиславский. И замечательные актеры в этом спектакле играют в конечном итоге свободных людей. Все они, не только Лука, - странники, странные люди, без "пачпортов" и пиетета даже к тем, кто дает им кров и ночлег. Деньги? Ну, хватает их на то, чтобы весело опохмелиться с утра или надраться к вечеру, и на том спасибо. И сцена пьяного лихого разгула, когда души развернулись и жаждут праздника у всех тех, кто еще недавно враждовал, - лучшая в этом спектакле.
Кто-то из великих заметил, что актер значителен и содержателен настолько, насколько он умеет молчать на сцене, держать паузу. Почти у всех актеров здесь достаточно скупой текст, как правило, по одному сильному, как выходная ария, монологу. Но как они молчат! Роль Михаила Хомякова (Бубнова), наверное, не все даже вспомнят в пьесе. Но он сыграл всю нескладную, горькую судьбу незадачливого русского мужика-мастерового. Александр Мохов (Клещ) - и вовсе промолчал почти всю первую часть. Но когда, похоронив жену и сняв наконец шапку с головы, оказавшейся неожиданно бритой, беззащитной, как у ребенка, он все повторяет свое: "Что же мне теперь делать-то?" - так остро ощутишь вдруг весь бессмысленный трагизм его жизни. Андрей Смоляков (Актер) уверенно переключает рычаг судьбы своего "отравленного алкоголем" героя из фарса в трагедию. Эксцентричная, как всегда (порой, быть может, излишне), Евдокия Германова легко приближает сюжет к сегодняшнему дню: ее яркая кукла-Настёнка похожа вовсе не на испитую дешевую проститутку, а на интердевочку.
Хотя в назойливом "осовременивании" этот спектакль не нуждается. Он, как и положено хорошо продуманной, прочувствованной и неслучайной постановке, - вне времени и ко времени. И здесь, кроме "хозяев" - явных злодеев Василисы Костылевой с супругом, - жалко всех. И у каждого своя правда. И свое право на сочувствие. А разбудить в нас, сегодняшних, сочувствие - это дорогого стоит. Когда вдруг понимаешь, что "милость к падшим" - это вовсе не высокие и уж никак не пустые слова.
МХАТ: новое дыхание?