Вряд ли можно назвать кого-то из государственных деятелей, известие об отставке которого было бы так болезненно воспринято простыми людьми, как уход со своего поста Эллы Памфиловой. Ее имя связывают с понятиями добра и справедливости, которых сейчас так не хватает людям. Поэтому они звонят, пишут, приходят. "Неужели правда? А может, это очередной слух?" - с надеждой спрашивают одни. Другие, зная о хороших отношениях нашей редакции с ней, просят: "Может, вы на нее воздействуете?" Группа пенсионеров, посетившая редакцию, настроена более категорично: "Не допустим этого: вот собираем подписи - пойдем к самому Ельцину. Ишь чего вздумала, бросить нас!"
Надежда, сожаление, боль, разочарование ("и она предала") - все переплелось.
И даже когда я находилась в приемной, ожидая ее возвращения от Президента, ко мне обращались только с одной просьбой - убедите, уговорите остаться.
Честно признаться, я была уверена, что Президент не примет отставки. Но он ее принял.
- Элла Александровна, не сгоряча ли вы решились оставить кресло министра?
- Нет. Не сгоряча и не за "компанию". Этот шаг я долго обдумывала, и сделать мне было его непросто. Мой уход - это протест против дискредитации идеи проводимых реформ, которые приобретают все более криминально-распределительный, чиновничий характер. Расхлебывая последствия непоследовательно проводимой политики, я, по существу, 2 года занималась тушением пожара. Считаю нечестным участвовать в проведении политики, которую не разделяю и за которую нести ответственность не могу. А она у меня слишком велика. Защищать народ, не имея возможности влиять на устранение основных причин, порождающих его беззащитность, - нельзя.
В социальной сфере нарастают разрушительные процессы. Система оплаты труда в бюджетных отраслях не позволяет даже здоровым молодым мужикам с высоким уровнем квалификации прокормить семью. Появилось такое явление, как эпидемия самоубийств, главным образом отцов семейств.
Стрессовые ситуации - страх потерять работу, нехватка средств к элементарному существованию - озлобляют людей. Ожесточаясь, родители зачастую вымещают злость на детях. Знаете ли вы, сколько детей сейчас убегает из дома, спасаясь от родительского гнева? А я знаю. Что творится с технической интеллигенцией, изначально демократичной, прогрессивно мыслящей, которая не приспособлена воровать, заниматься спекуляцией?.. Люди опускаются на дно, спиваются, звереют. Растет производственный травматизм, все больше рождается детей-инвалидов. Таким образом, ежедневно, да что там, ежечасно пополняются ряды моих подопечных - нравственных и физических калек, сирот, бездомных, инвалидов, нищих. Я вижу не безликую массу за бесстрастными цифрами статотчетности, которая мало кого волнует, а конкретных людей с изломанными судьбами. Может, поэтому мне так больно наблюдать, как на фоне все большего обнищания народа жиреет наша непотопляемая бюрократия.
В условиях спада производства и неплатежей предприятий, когда в Пенсионный фонд поступает все меньше и меньше средств, а количество пенсионеров возрастает, возможна ситуация, что они не смогут получать даже гарантированной им пенсии. Как я буду смотреть в глаза людям? Я не хочу отвечать за ошибки и просчеты других.
Мой уход - это не предательство людей, ждущих от меня помощи. Это борьба за них. Предательством, на мой взгляд, было бы обмануть их ожидания, обнадежить - а в результате не дать самого необходимого. Мой уход - это форма протеста, которым я хотела бы привлечь внимание к тому, что социальную политику нельзя сводить только к экстренным мерам, направленным на ликвидацию тех или иных социальных бед, что предлагаемые сейчас правительством меры лишь ухудшат ситуацию.
- Истории известны разные формы протеста, вплоть до самосожжения, но вряд ли кто сможет достоверно определить, насколько они эффективны. Оставаясь на посту министра, вы, наверное, имели бы больше шансов повлиять на координацию проводимой политики?
- В том-то и дело, что нет. Я уже неоднократно говорила, что функции отраслевых министров сведены до уровня диспетчеров. Все серьезные политические решения принимаются кулуарно, узкой группой приближенных к премьеру советников. Нам же отведена роль статистов. В правительственной среде возрастает словесный популизм. Когда же дело доходит до принятия конкретных решений, топится все, что не отражает интересов определенных корпоративных групп.
Последние выборы дали нам понять, что в проводимой политике было допущено много ошибок. И казалось, надо было бы сесть и проанализировать их. Но, увы, этого никто не сделал... На заседаниях правительства по-прежнему рассматриваются мелкие, частные вопросы.
Порой ситуации доходят до абсурда. Я, например, не могу попасть на прием к Черномырдину.
Да, да, не удивляйтесь. Сколько раз я записывалась, уж и не помню... Однажды не выдержала и в явочном порядке пришла к нему в субботу. Так что вы думаете? Я прождала под дверью целый день...
Даже в печати стало сложно выступать. Недавно созвала пресс-конференцию в правительственном пресс-центре, где выступала с резкой критикой. После моего ухода журналистам было дано указание: в печати никакой информации не давать. Моему возмущению всем этим наступил предел. Как в таких условиях я могу влиять на координацию политики, принятие жизненно важных решений? Даже находясь в кресле министра, я фактически связана по рукам и ногам.
Что я реально могу делать, оставаясь на своем посту? Открывать бесплатные столовые для нищих, которых становится все больше и больше, ночлежки для бездомных и приюты для детей-беспризорников? "Выбивать" надбавки к пенсиям и пособиям, которые, не успевая дойти до своих получателей, моментально обесцениваются? Сколько мы, например, бились, чтобы с февраля повысить надбавку пенсионерам. И добились. Мне стыдно произнести эту сумму. 8 тысяч. И это в условиях-то нашей инфляции! Как мне прикажете смотреть старикам в глаза? Что им отвечать? Это лишь один пример проведения жесткой финансовой политики. Но разве за счет минимальных социальных гарантий ее надо ужесточать? Неужели непонятно, что от такой политики до социального взрыва один шаг. Мне больно и досадно, что я не смогла убедить правительство в том, что социальная политика - это не инфляционный фактор, не тормоз реформ, а его сердце, мотор.
Недавно звонят мне из одного дома-интерната для детей-инвалидов, нечем, говорят, их кормить. Осталась одна бочка соленых огурцов. А у меня - можете ли вы в это поверить? - у меня нет возможности даже им помочь, потому что мне, видите ли, не "положено" по своему усмотрению распоряжаться выделенными из бюджета средствами. Целый год я выбивала 2 млн. долл. для протезно-ортопедической фабрики, чтобы руки, ноги, обувь для инвалидов делать... Целый год! А в это время швыряют сотни миллионов долларов на ремонт "Белого дома" и закупку импортной мебели. Что это? Не пир ли во время чумы?
Не успела я уйти, как у подведомственного министерству Фонда социальной поддержки забирают переданные ему в свое время бывшие партийные дачи в Успенском, которые мы сдавали в аренду и за счет этого организовывали отдых детям-инвалидам. Теперь деньги с них будут качать те, кто вкладывает их в иностранные банки на личные счета.
Сейчас, под предлогом итогов выборов, власть прибирают к рукам мощные "государственники", для которых главное - сохранить систему чиновничьего распределения как основного источника наживы. Они озабочены переделом крупной собственности, приватизацией, отмыванием нефтедолларов, полученных путем незаконных сделок... До страданий ли им маленького человека?
Хватательные инстинкты сейчас развиты, как никогда, поскольку есть что хватать. По сравнению с нынешними злоупотреблениями прежние представляются детскими шалостями. А ведь как много ведется разговоров о борьбе с коррупцией в верхних эшелонах власти, но все слова, слова, слова... Балом правит все та же коррумпированная бюрократия, повязанная круговой порукой.
Считаю, что у людей, стоящих у власти, должна быть очень высокая нравственно- этическая планка, и многие наши объективные трудности они должны разделять с народом. Власть должна быть чистой и честной. Лишь тогда народ будет ее уважать и поддерживать.
- Ваша гражданская позиция понятна. Но, говорят, из двух зол всегда выбирают меньшее...
- А я не хочу, - понимаете! - не хочу выбирать зло. Я хочу переломить ситуацию.
- Считаете ли вы, что в Думе у вас будет больше возможностей влиять на социальную политику?
- По этому поводу не очень обольщаюсь. Во всяком случае я не буду отвечать и расплачиваться за чужие ошибки. Но сдаваться и расписываться в собственном бессилии я не собираюсь. Силы для борьбы у меня есть.
Уходя со своего поста, я, как вы понимаете, не искала личной выгоды. Думаю, что мне сейчас в спину полетят камни, уж очень многим я насолила: кому-то дачу государственную помешала "приватизировать", кому-то положить в собственный карман кругленькую сумму, кого-то "посмела" покритиковать.... Выгоднее, конечно, было бы остаться в кресле министра. Некоторые меня даже предостерегали, что, дескать, я ставлю крест на своей личной карьере... Но у каждого человека бывает момент, когда он делает нравственный выбор. И я его сделала.
Не надо ничего отнимать!