На последних репетициях слева от Ефремова стоял баллон с кислородом, а справа - неизменная пачка "Мальборо".
ЕГО детство прошло в арбатских переулках и в воркутинских лагерях - отец Олега Николаевича уехал туда вольнонаёмным, работал бухгалтером там, где большая часть бывшей российской интеллигенции отбывала срок. Но и в Москве, и в Воркуте законы выживания были одинаковы. Может быть, поэтому Ефремов потом ничего не боялся. Ни создавать с нуля театр, который станет легендой не только для поколения "шестидесятников", но и для их детей и внуков. Ни реформировать другую легенду - МХАТ.
- С ОЛЕГОМ Ефремовым я познакомился в 1962 г. в Баку, и до его смерти - а это почти 38 лет - мы общались довольно близко, - рассказывает ведущий программы "Мой серебряный шар" Виталий Вульф. - В последний год его жизни - в 1999-м - мы случайно оказались в одном подмосковном санатории. Каждый вечер я приходил к нему в номер. Он был очень болен: весь обложен трубочками, исхудавший, плохо дышит, грустный взгляд в окно. Говорили мы мало, больше молчали... Но, прощаясь, я спрашивал: "Ну что, встречаемся завтра вечером в семь?" Он согласно кивал в ответ.
Когда в России появились олигархи, началось разделение на богатых и нищих, пошла повальная коммерциализация искусства, он смотрел на происходящее стиснув зубы.
Ефремов был личностью огромного масштаба, очень умён, глубок, бездонен, как колодец.
Как делили легенду
- ВО МХАТ Ефремова позвали наши "великие старцы" - старожилы театра, - рассказывает артист Евгений Киндинов, много лет проработавший во МХАТе. - Это уже потом Фурцева утвердила его на этой должности. Все понимали, что зовут его не просто работать, а реформировать театр.
Ефремов мечтал, что лучшие актёры "Современника" и труппа МХАТа объединятся. Но в реальности вместо дружбы произошёл раскол.
- Ефремов хотел этого конфликта, - рассказывает Виталий Вульф. - Ему казалось, что он должен остаться в мхатовских стенах со своими единомышленниками. А то поколение, которое выросло в официальном МХАТе, пусть уходит. И они ушли. Самой крупной фигурой среди отколовшейся части коллектива была Татьяна Доронина. Она и возглавила МХАТ им. Горького.
Ефремов и Доронина никогда не были близки, несмотря на то что их актёрский дуэт в фильме "Три тополя" на Плющихе" был гениален. Олег Николаевич очень ценил её как актрису, но в личные отношения эта симпатия не переросла.
- В 80-е годы, - добавляет Евгений Киндинов, - Ефремов собрал во МХАТе плеяду блестящих актёров: Смоктуновский, Борисов, Евстигнеев, Калягин. И Олега Николаевича очень ранило, если кто-то из нас параллельно работал где-то ещё. Хотя в разумных пределах сниматься в кино он нам разрешал, говорил: "Старик! Давай работай! Но только смотри - на спектакли чтобы был здесь. Так и скажи им! Не устраивает такой вариант? Тогда выбирай!" Театр у него всегда был на первом месте. Именно из-за этого произошла ссора между ним и Евгением Евстигнеевым. Евстигнеев однажды попросил Ефремова приостановить репетиции в театре из-за съёмок в кино. На что Ефремов неожиданно вспылил: "Ты или работаешь здесь, или нет. Кончай эту ерунду!" Женя ответил: "Раз ты так ставишь вопрос..." И они разошлись.
"Подними лицо!"
- СЕМЬЯ Ефремова жила небогато по сравнению с тем, что сегодня люди вкладывают в это понятие, - продолжает Евгений Киндинов. - Он ездил на "Вольво", хотя тогда не то что иномарку - даже "Жигули" было купить трудно. Но машина была подержанная... Быт его вообще не интересовал, он, по-моему, плохо представлял, сколько стоят хлеб и колбаса. И когда мы на худсовете жаловались: "Олег Николаевич! Что-то у нас с зарплатами не очень!" - он делал удивлённое лицо. Хотя одевался он всегда хорошо и разбирался в том, что модно, а что уже отошло.
- Для меня театр был домом - я бегал за кулисами, пока родители работали, - рассказывает сын Михаил Ефремов. - После очередной репетиции мама (актриса Алла Покровская. - Прим. ред.), папа и я пошли в ресторан "Пекин" пообедать. Перед нами - очередь, человека четыре, подождать надо с полчаса. Маме не хотелось топтаться перед дверью, и она шептала папе: "Подними лицо! Лицо подними!" Отец же стоял, опустив голову, низко надвинув кепку. Ему мучительно не хотелось использовать свою популярность для того, чтобы в обход других занять столик и съесть суп.
- Ефремов мог быть добрым и жестоким, открытым и безжалостно ранящим человеческое сердце, - рассказывает Виталий Вульф. - Но женщины его любили. И он любил женщин. И если бы Алла Покровская с большей выдержкой относилась к его эскападам, то, может быть, они пробыли бы вместе гораздо дольше.
В 70-е годы он иногда срывался, уходил в запои. Сказывалось колоссальное нервное напряжение, которого требовала работа в "Современнике". Но быстро приводил себя в порядок и снова репетировал, играл...
"Главное - терпение"
- В ПОСЛЕДНИЕ месяцы смотреть на него было тяжело. У него начались проблемы с ногой, и на репетиции он приходил с костылями. Одну ногу клал на костыль, чтобы она меньше болела. Слева стоял баллон с кислородом, от которого тянулись трубочки (у Ефремова плохо работали лёгкие), а в правой руке зажата неизменная сигарета "Мальборо". Это было то ещё зрелище! Но мы не услышали от него ни одной жалобы, - вспоминает Евгений Киндинов.
- Он никогда не говорил о своих недугах, хотя болел тяжело, - говорит Виталий Вульф. - Когда его хоронили, траурная церемония растянулась на несколько часов - попрощаться с ним пришли тысячи человек.
Михаил Ефремов вспоминал: "Я как-то спросил его: "Что главное в режиссуре, папа?" "Терпение," - ответил он. Проходит время, и я лишь сейчас начинаю понимать, почему Олег Николаевич стал заниматься актёрством. Детство отца прошло среди страданий. Если бы в те годы церковь не была в загоне, отец стал бы священником. Потому что он - скорее жрец, чем скоморох".