Алексей ДЕСЯТЧИКОВ... Трудно сегодня в прославленном, статном, солидном человеке угадать того худенького, жилистого и упорного парнишку, каким я его помню с далекого 1950 года! Тогда, на спартакиаде школьников, ему не было равных. Как не было их и потом - в легендарном забеге на десять тысяч метров в Америке, где советский бегун в напряженном поединке финишировал первым, оставив далеко позади очень сильных американских стайеров.
Филадельфия - это вам не Сочи
- ДВАДЦАТЬ семь мне было тогда, - вспоминает Алексей, а выглядел я гораздо моложе и скорее походил на чубатого школьника. - Тому памятному легкоатлетическому матчу СССР - США предшествовала наша убедительная победа в Москве годом раньше. Американские спортсмены пообещали взять реванш у себя на родине. Местом проведения соревнований была выбрана Филадельфия. В этом американском городе в июле изнуряющая жара и непривычная для нас влажность...
Мы готовились к соревнованиям в Сочи, а в Филадельфию прилетели за десять дней до стартов. Но стало очевидным, что тренироваться в полную силу в таком душно-влажном пекле не представляется возможным... Я решил по утрам выходить на разминку, а днем, в самую жару, приезжал на стадион, где пробегал несколько кругов в среднем темпе.
Изо дня в день я наращивал нагрузки, приспосабливался к местным условиям и готовился к соревнованиям. Откровенно, очень хотелось "утереть нос" американцам: к нашему приезду все местные газеты опубликовали на первых полосах свои спортивные прогнозы, в которых мне на десятикилометровке отводилось последнее, четвертое место, а с первого по третье отдавались их стайерам. Это было очень несправедливо, ведь по результатам я намного опережал всю американскую троицу.
В день забега температура в тени держалась на отметке тридцати трех градусов по Цельсию, а влажность приближалась к девяноста процентам, солнце было в зените. Мы с Хубертом Пярнакиви - вторым номером нашей сборной - договорились вести бег по очереди, не упуская далеко от себя американцев. К моменту нашего старта американцы вели с общим счетом 85 на 93. А так как за первое место присуждалось пять очков, за второе - три и два и одно - за остальные, то восемь призовых очков в случае победы американцев делали их команду недосягаемой для нас вне зависимости от результатов последнего забега.
На круг больше, на круг меньше...
СО СТАРТА мы с Хубертом повели бег, поочередно выходя в лидеры на протяжении первых трех километров.
Где-то на шестом километре Хуберт неожиданно сказал мне: "Алексей, дальше беги сам и на меня не рассчитывай". И я еще увеличил темп бега.
К концу седьмого километра американец Сот начал обходить Хуберта и приближаться ко мне. Так как темп бега был предельным для этих условий, то на какое-то время у меня появились сомнения: еще ускоряться или дождаться Сота и на последнем круге вырвать у него победу? Тут я услышал голос знаменитого Петра Болотникова, который крикнул: "Алексей, еще прибавь!"
Я увеличил темп и вдруг увидел, что американские болельщики начали вскакивать со своих мест на трибунах и что-то громко кричать. Оказалось, что мой американский соперник упал в обморок! Рывок Сота и его желание догнать меня оказались роковыми: в такую жару и при такой влажности подобные рывки крайне опасны для спортсмена. А я, продолжая бег, знал только одно: что должен выиграть этот забег и быть на финише первым...
Я оставил далеко позади двух моих соперников, бежал легко и свободно, но на финише меня ждал совершенно неожиданный "сюрприз": уверенный, что наконец-то закончил дистанцию, я не увидел привычной белой финишной ленточки. Ситуация складывалась критическая (ни до, ни после в истории мировой легкой атлетики ничего подобного не происходило) - американские судьи перестали считать круги, и все тот же Петр Болотников крикнул, чтобы я бежал еще. Так как я обогнал своих соперников более чем на круг, то, пробежав лишние четыреста метров, все равно был первым на дистанции. Вторым финишировал Хуберт Пярнакиви, который потом признался, что закончил дистанцию на пределе физических сил.
"Роскошные хоромы"
МОЙ счастливый четырнадцатый номер вместе с моим взъерошенным чубчиком красовались на первых страницах всех местных газет. А когда нас чествовали, чуть было не случился конфуз - рядом со мной появились два американских журналиста и под яркие фотовспышки спросили, в каких условиях живет мистер Десятчиков. Не задумываясь, я четко и ясно ответил им, что живу в одном из самых престижных столичных районов - Серебряном Бору, что квартира моей семьи состоит из четырех комнат, большой кухни и просторной прихожей и что рядом, прямо под окнами, Москва-река с чудесным парком и пляжем...
Одним словом, сказал и забыл, совершенно не думая о том, что мое первое короткое интервью будет опубликовано в местной газете и о нем будет доложено руководителю нашей спортивной делегации - инструктору ЦК КПСС Федору Яковлевичу Молчанову. И вот этот весьма ответственный товарищ во время банкета, когда мы чинно сидели за столами, слушая хвалебные тосты за нашу блестящую победу, спросил: "Алексей, это о каких таких четырехкомнатных хоромах ты рассказывал американским журналистам?" "Да это почти настоящая правда, Федор Яковлевич, - ответил я. - Мой отец, офицер Советской Армии, совсем недавно получил ордер на две комнаты в коммуналке, а в двух других живут еще две семьи по четыре человека в каждой." - "А до этого где вы жили?" - "В четырнадцатиметровой комнатенке - шесть человек, не считая собаки." - "И где ты спал?" - "Обычно... на полу. "М-да-а", - задумчиво протянул Федор Яковлевич...
А по возвращении в свой родной армейский спортивный клуб я был срочно вызван в ЦК КПСС, где мне выдали ордер на просторную и уютную комнату. Потом в моей долгой спортивной жизни были и другие награды: ордена и медали, кубки и очередные воинские звания. Но ту комнату, в которую я вселился молодым лейтенантом, буду помнить всю жизнь...
Я ДУМАЮ, что нельзя все в жизни считать в конвертируемой валюте. Наше преимущество перед нынешними спортсменами заключалось именно в том, что мы были бескорыстными бойцами и не измеряли наши победы звонкой монетой и денежными купюрами. Честь РОДИНЫ для каждого из нас была превыше всего!
"Путин целовал мне не только руку"