Теперь, по прошествии 10 лет со дня выхода одного из лучших альбомов прошлого века "Nevermind", нет ничего проще, чем рассуждать о месте "Нирваны" в нашей жизни и в истории рок-музыки. Квазиценители прекрасного, любители замысловатого джаз- и симфорока недовольно морщатся, слыша имя Курта Кобейна, считая его музыку грубой и примитивной. Истинные сиэтлские гранжеры воспринимают "Нирвану" как дезертиров, бежавших с поля боя в благополучный и лощеный мир шоу-бизнеса. И главный их аргумент, что самая знаменитая сиэтлская банда была отнюдь не первой гранж-группой: до нее были The Melvins и Moodhoney. Ну и что? До Джорджа Оруэлла был Замятин, но кто в мире считается лучшим антиутопистом? То-то же!
ДЖЕЙМС Дин, Эдди Кокрэн, Джим Моррисон, Дженис Джоплин, Джими Хендрикс.... Они погибли в самом расцвете, на пике творческого успеха. Их нелепые смерти были настолько обескураживающие, что общественность, только-только приобретшая нового идола и тут же его потерявшая, возводила своих кумиров в ранг святых, чьи лики с нимбами до сих пор висят иконами на стенах в маргинальных жилищах. Бунтарь Кобейн из их числа. Он жил на широкую ногу, не скупясь на эмоции, не тормозя в предчувствии опасности, на полных парах несся к логическому завершению, слетал с катушек с каждой дозой...
Собственно, секрет популярности Курта сейчас многим кажется очевидным: главное - вовремя умереть. И поди теперь докажи забитым постсоветским рокерам, что на Западе принялись затирать альбомы "Нирваны" и обклеивать стены Куртом задолго до того, как гранжевая волна захлестнула наше славное отечество. А ведь и не докажешь, потому что есть у нас твердый, въевшийся в податливое общественное сознание стереотип, что чем мертвее рок-звезда, тем она популярнее. И приходится спорить, заниматься никому не нужным делом и отстаивать неизвестно чьи интересы, потому что люди, по обыкновению путая причину со следствием, утверждают, что именно картинное самоубийство Кобейна принесло "Нирване" повальную славу, а не наоборот. Хотя при всем кощунстве этих утверждений рациональное зерно в них найти можно. Ведь неизвестно, что было бы с музыкой группы, если б не хладнокровно совершенный (до сих пор неизвестно кем, между прочим) выстрел. Бытует такое мнение, что, если группа мелькает на MTV, можно ставить крест на их культовости, ведь само понятие "культовость" принципиально исключает раскрутку. А, если помните, незадолго до смерти своего лидера "Нирвана" записала акустический концерт в эмтивишной студии в Нью-Йорке.
Казалось бы, противоречий гораздо больше, чем путей их решения, так не легче ли угомониться, поставить "Bleach" и получать истинное удовольствие от шероховатой исповеди, от хриплого крика души? Нет же, мы маниакально перерываем архивы, мы ищем чудом утаившиеся компроматы, штампуем на конвейере биографии и скрупулезно пытаемся докопаться до почему-то неочевидных причин гибели главной музыкальной сенсации 90-х. Придя на любой рок-фестиваль, можно увидеть нас - мы бросаемся в глаза. На нас майки и балахоны с Куртом, у нас растрепанные волосы и печальный взгляд. И мы до сих пор не можем смириться с тем, что гранж умер в 94-м...
Eще до того как мир узнал "НИРВАНУ", Крис Новоселик и Курт Кобейн были лучшими друзьями. Семья Криса переехала в город Абердин, где в старших классах школы он и познакомился с Куртом. Они создали группу, записали "Nevermind", выступили перед рекордным количеством публики и остались лучшими друзьями до 5 апреля 1994 года. "Крис был одним из немногих людей, способных рассмешить Курта", - рассказывал позднее Дейв Грол. У них было одинаковое чувство юмора.
- Что ты чувствуешь, когда слышишь, что о Курте говорят как о Боге?
- Ну, так бывает в шоу-бизнесе. Человек делает что-то особенное, его показывают по телевизору. Никто не видит, как он ест и пьет. И он становится кумиром. А если еще и умирает, так вообще причисляют к лику святых. Довольно любопытно быть по другую сторону всего этого дерьма - знать и помнить человека, личность.
- Тебе тяжело говорить о нем?(Пауза.)
- Зависит от контекста. Как-то мы в Лос-Анджелесе, Дейв и я, занимались какими-то старыми делами. А вечером сидели пили пиво и разговорились о Курте. Было приятно вернуться в те времена.
- На сцене ты всегда был общительнее, чем Курт. Ты болтал с толпой и создавал атмосферу какого-то единения, что ли. Чувствовал ли ты, как друг Курта, необходимость быть его защитой против стресса и давления, которое сопровождает жизнь рок-звезды?
- Если его что-то мучило, мы об этом говорили. Да, я ловил кайф, болтая со сцены с народом. Я был более жизнелюбив. Но зато Курт был по-настоящему умен. У него было свое видение мира. И он знал, как себя вести. У него была эта азиатская мудрость и ее главная фишка - молчание. Он умел молчать. И еще разбирался в людях. Курт мог позаботиться о себе и не нуждался в моей защите.
- Через какое-то время после записи альбома Курт говорил, что "Nevermind" получился слишком мягкий, вежливый, что ли. Он говорил о некой панк-эстетике, которая отсутствовала в "Nevermind". Что ты об этом думаешь?
- Не знаю, думаю, дело было не в панк-догме. По-моему, он сказал это под воздействием ситуации. Когда мы только записали альбом, нам все безумно нравилось. Но вот "Nevermind" стал продаваться со скоростью 100 штук в секунду, занял первое место в чартах. Мы же были панками, как мы могли признаться, что счастливы от того, что получили признание! Вот эта панк-эстетика и не была соблюдена - мы стали богатыми и знаменитыми. (Пауза.) Под конец Курта действительно многое раздражало. Даже успех. Он был очень агрессивный певец и музыкант, но при этом и очень тихий, домашний парень. Ему вообще не стоило покидать свою квартиру в Абердине - тогда все было бы хорошо.
Сразу после празднования 10-летнего юбилея альбома "Nevermind" в американских магазинах появилась книга, потрясшая многих. Автор очередной биографии легендарного Курта Кобейна Чарльз Р. Кросс не только обвинил во вранье главную икону гранжа, но и попытался доказать, что самоубийство лидера NirvanХы было спланированным актом по самоканонизации.
КРОСС, бывший редактор музыкального журнала "Ракета", единственный из всех биографов получил доступ к неопубликованным дневникам, письмам, рисункам и семейным видеоархивам Курта Кобейна, которые Кортни Лав не выпускала из рук на протяжении 7 лет. За 4 года исследований Кросс собрал около 400 интервью с друзьями и родственниками Курта и утверждает, что знает все о его жизни и смерти. "Эта книга - шок, - говорит жена Кобейна Кортни Лав. - Когда я ее прочитала, то потом целый день не могла выйти на улицу. Биографии знаменитых людей - всегда лишь чей-то взгляд на положение вещей, а не объективная реальность. Но Кросс подобрался к истине ближе, чем все остальные". Среди прочих шокирующих откровений о жизни лидера NirvanХы в книге утверждается, что Курт намеренно создавал имидж невинного, скромного творца, которого судьба против воли занесла на Олимп. "На самом деле он очень хотел быть звездой и разработал целую стратегию, чтобы этого добиться", - утверждает Кросс. "Самое интересное в Курте - это различия между внутренним и внешним. Все эти истории о том, что Кобейн существовал вне или над индустрией, "просто творил", - чушь собачья. Если посмотреть на все его жизненные выборы и поступки, то видно, что каждый раз он готовил себя к славе. Ничего не было сделано просто так. Каждый шаг - еще один камень в стене популярности. Он жаловался, что ему не нравятся клипы, жаловался, что они много выступают, а потом звонил менеджеру и жаловался, что тот плохо делает свое дело - они должны играть больше". А еще Кобейн сознательно начал употреблять героин, предвидя славу, и к моменту выхода пластинки это уже был ежедневный ритуал. И хотя Курт часто утверждал, что делает это, только чтобы побороть боль в желудке, он вряд ли когда мог что-то чувствовать, так как кололся постоянно. Но в то же время Кросс приводит миллион причин, по которым Курт начал наркоманить, - трудное, неустроенное детство и недиагностированная депрессия. В своей книге Кросс утверждает, что Лав неоднократно спасала жизнь Курта после передозировки. Именно Курт вовлек ее в употребление героина, и автор утверждает, что это Кортни прикладывала руку к музыке NirvanХы, а не Курт к творчеству Hole.
Пока никаких громких заявлений от армии поклонников сделано не было, а книга Кросса распродается миллионными тиражами. Как, впрочем, и пластинки группы Nirvana, которая остается невероятно популярной.
Незадолго до начала работы над "Nevermind" в квартире Бутча Вига, продюсера и крутейшего аранжировщика, раздался звонок. Звонил Курт Кобейн: "Я нашел лучшего в мире ударника!" - сообщил он. Это было невероятно - Курт сам немного был ударником и потому никак не мог найти подходящего музыканта. К моменту прихода в "Nirvana" Дейв Грол уже считался ветераном хард-рок-сцены и был не только ударником, но сочинял песни и пел.
- Когда ты только пришел в команду, сильно тебя напрягали резкие смены настроений Курта?
- Бывали времена, когда мы едва разговаривали и я чувствовал себя лишним и одиноким. "Я всего лишь ударник в группе", - думал я. Абсолютно без всякой причины Курт вдруг замолкал и даже не реагировал на вопросы. Иногда во время записи какой-то песни он приходил в бешенство, граничащее с безумием. А потом сидел и смотрел в одну точку. Но были и другие, "особые" моменты, когда мы были одним целым. И тогда я уже чувствовал себя не просто ударником, а частью чего-то особенного, я чувствовал себя другом.
- Когда ты думаешь о Курте, что вспонимаешь прежде всего?
- Я думаю о его улыбке. И смехе. У него был очень прикольный смех. Я помню его счастливым. Легче, конечно, помнить его молчаливым и чужим, но я люблю вспоминать, как он радовался. Как он очень, очень любил музыку... Он всегда был мил с моей мамой. (Ха-ха-ха.) Многие думают о нем как о психе и деспоте, в то время как он был самым милым человеком, которого я когда-либо знал. И я люблю вспоминать форму его рук и то, как он закусывал губу, когда брал гитару. Я вообще часто о нем думаю.
Девочка дозрела