ТРУДНЫЕ времена переживает нынче опера. 400-летняя старушка запуталась в самом насущном: "Что такое хорошо и что такое плохо?". Точка опоры потеряна, и бедная опера мечется из крайности в крайность, забыв, что истина где-то посередине.
ГЕРОЕВ Шекспира и Гете в опере нынче не узнать. Режиссеры словно соревнуются, кто кого перещеголяет по части осовременивания и "приращения" новых смыслов. Но зрителю в массе своей в общем-то наплевать на режиссерские изыски и рефлексии, он пришел слушать (и, конечно, смотреть) просто оперу. Классическую. С хорошей музыкой и красивыми костюмами. И вот он смотрит, с трудом вникая в происходящее на сцене.
И что же потом рассказывают о таких спектаклях соседкам или собутыльникам? То, что санитарка Первой мировой Маргарита заканчивает любовный дуэт с Фаустом в одних панталонах, лежа в позиции "ноги шире", а в финале, обритая наголо, как панк или наркоманка, корчится за колючей проволокой среди какого-то лесбийского сброда и потом лезет в петлю. Или - что шекспировский толстяк-эпикуреец сэр Джон Фальстаф сильно помолодел и предстает накачанным плейбоем-нарциссом, вся сила которого - знаменитое на весь мир брюхо - опущена в гульфик, оснащенный лампочкой на случай эрекции.
"Фауста" Гуно в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко поставила французская пара Франсуаза Террон и Филипп Годфруа, "Фальстафа" в "Геликоне" - заслуженный деятель искусств Дмитрий Бертман. Общее в них - святая режиссерская вера в то, что зрителя можно увлечь только публичными терактами над классикой и хорошим (особенно в "Геликоне") музыкальным качеством. Бывший наш Самуил Фридман, работающий теперь в Израиле и Швейцарии, красиво и тактично озвучил немудреный лирический аккомпанемент - обычно небрежный и разухабистый оркестр театра вдруг показался образцом стройности. Ну а последний и самый любимый ученик Ильи Мусина (у него же учились Темирканов и Гергиев) 28-летний грек Теодор Курентзис проделал прямо-таки ювелирную работу над самой феерической из партитур Верди: под его властными руками ожили все мельчайшие нюансы оркестра, все градации человеческого голоса.
Во всем же остальном это спектакли-антиподы. "Фальстаф" - хрестоматия актерского мастерства. Ударная бригада геликоновцев работает с виртуозностью гистрионов. Четыре состава! И это в опере со сложнейшими ансамблями-дециметами (10 человек сразу!). В "Фаусте" случилось незапланированное вокальное открытие - чистая и страстная Маргарита Ирины Аркадьевой. "Фальстаф" замешан на стихии игры и балагана. От начала и до конца это грубый карнавальный фарс, раблезианский пир плоти на столе жизни с грудой развлекательных примочек и аттракционов. Даже в финале, где старец Верди тихо прощается, у Бертмана ни облачка грусти - счастливчик!
И если "Геликон" уместно поздравить с непрекращающимся праздником жизни, то Музыкальному театру впору приносить соболезнования. После похорон "Фауста" чувствуешь себя не только смертельно подавленным и оскорбленным, но поскорее бежишь смыть под душем всю грязь, которой жирно удобрили свой спектакль "утонченные" галлы. Судя по всему, что-то не так в их воспаленном сознании, поскольку все нравственные ценности нашей жизни предстали в оплеванном виде, а вера в Бога и вовсе подверглась циничному осквернению. Репетиционный период сопровождался всевозможными конфликтами (например, ушла из театра глубоко верующий человек певица Татьяна Моногарова, не выдержавшая надругательств над святым). Но самое большое ЧП произошло накануне премьеры. Дирекция приняла решение запретить к показу оргию "Вальпургиевой ночи", видимо, по причине ее излишней фаллографичности - и в знак протеста лихая парочка моментально исчезла из Москвы. И слава Богу!
И горбун хорош собой