Двадцать лет исполнилось со дня трагической смерти Владимира Высоцкого. Поэт ушел из жизни, но остался в памяти миллионов своих соотечественников. Немногим удается стать настолько популярным при жизни и остаться незабытым после смерти. Песни Владимира Семеновича до сих пор звучат в наших домах и сердцах - как истинные ценности бытия.
"ЧУТЬ помедленнее, кони, чуть помедленнее..." И может быть, тогда Высоцкий еще был бы с нами, и мы встречались бы на его днях рождения и презентациях новых пластинок и книг. И все-таки феномен Высоцкого как бы предполагал скоропостижную, трагическую смерть. Великие люди живут ярче и сгорают быстрее тех, кто существует "вполсилы". Он сам писал: "Кто кончил жизнь трагически - тот истинный поэт". Пророческие строки, как, впрочем, и сотни других в его творчестве... Что же произошло тем далеким летним утром 25 июля 1980 года в квартире на Малой Грузинской улице? Что заставило навсегда замолчать великого барда и романтика Владимира Высоцкого?
...ГОВОРЯТ, что началось ЭТО задолго до роковой даты там же, в Москве, когда Высоцкому впервые поставили укол морфия, чтобы облегчить выход из запоя. И жизнь потекла для него в другой, совершенно неведомой до этого дня сладкой лодочке, ласковой, убаюкивающей, укачивающей, уводящей из реальности. Подумаешь, укол, потом еще один и еще... Марина Влади узнала об этом во Франции. Ей стало нехорошо, и она в категорической форме потребовала от супруга прекратить прием морфия, запас которого он провез с собой из Москвы. Что он сделал? На глазах любимой женщины разбил все до одной ампулы: так, как только он мог сделать, - эффектно, широким жестом. А уже через сутки, проклиная себя и все на свете, засобирался в СССР. Наступила расплата, имя которой, как смертельный приговор, звучит для любого наркомана: ломка, абстинентный синдром. Его не просто ломало - его разламывало на части, выкручивая суставы, заставляя сердце то учащенно биться, то замирать. Марина Влади, подозревая, что Владимир, прилетев в Москву, тут же кинется к спекулянтам за дозой, сумела уговорить его ехать поездом, и Высоцкий снова согласился с ней. Загрузил к себе в купе неимоверное количество спиртного, чтобы хоть как-то заглушить страшную морфийную жажду. На Белорусский вокзал поезд, привезший Высоцкого в Москву, прибыл на 20-30 минут раньше графика, со смертельно пьяным обслуживающим персоналом. Сам поэт находился в таком состоянии, что не смог сделать и шага по перрону. Он держался за фонарный столб до тех пор, пока его не подхватили заботливые руки друзей, приехавших встречать. Пешком пошли домой на Малую Грузинскую, а уже ночью погнали в Склиф к барыгам за наркотой, и первый кубик зелья он ввел себе прямо там, на больничной кушетке... Потом? Потом водка и наркотики перепутались в голове у поэта, как день и ночь. Он то кололся, то снова пил, то пил, то снова кололся. Друзья втайне от него решили, что Владимира необходимо любыми путями, хоть силком, сдавать на лечение. Говорят, они даже убедили его отца дать официальное согласие для помещения Высоцкого в психбольницу, но... Но отец уступил уговорам сына и отказался подписывать такое заявление. Высоцкий остался дома, клятвенно заверив всех, что с сегодняшнего дня - с 19 июля 1980 года от Рождества Христова - напрочь бросает наркоту и завязывает с ней на века. Его друзья-медики Валерий и Анатолий договорились: пока у поэта не пройдет пик кризиса, они будут посменно круглые сутки дежурить у него на квартире, никуда его не выпуская, полностью изолировав от внешнего мира. Лекарственная доза составляла литр водки и бутылку шампанского в сутки; плюс к этому пригоршня транквилизаторов и барбитуратов, которые давали ему для снятия болевого синдрома. Доза, убаюкающая и слона. Высоцкий просыпался, выпивал водки и сразу же снова засыпал - только так можно было попытаться спастись от ломки. В 20-х числах июля его друг Вадим Туманов, отец артельной добычи золота в СССР, уговорил поэта приехать к нему в тайгу и там, на грибочках и ягодках, отлежаться, отпариться, отмыться от страшной болезни. Были куплены билеты, а в краю, где в промысловый сезон царил жесточайший сухой закон, специально для поэта Туманов завез и поставил на лед несколько ящиков шампанского. В Москву вылетел человек, но вернулся ни с чем. Буквально у трапа самолета поэт наотрез отказался от задуманной поездки. Это случилось за 3 дня до роковой даты. Высоцкий, по всей видимости, чувствовал, что все кончено, и не захотел подводить друга. Если бы он умер в артели, не поздоровилось бы всем, и в первую очередь Вадиму Туманову...
И ОН остался на ломках с высокой температурой - под 40, сердцебиением, постоянными дикими болями во всем теле. Общее расстройство психики и как следствие - полное отсутствие сна. Анатолий и Валерий решаются вызвать "скорую помощь", врач которой, выслушав коллег и перезвонив в стационар по поводу госпитализации, сообщил, что одноместный бокс, в который друзья поэта хотели его поместить, освободится только через день - 25 июля. А пока Высоцкого по совету эскулапа прилежно зафиксировали простынями к кровати и, напоив снотворным и водкой, уложили спать. На следующий день поэту не стало легче - его то трясло от холода, то лихоманило от жара, он постоянно жаловался на все возрастающую боль в теле. Часам к 10 приехал на смену дежурившему Валерию Анатолий. Замученный своими служебными делами и суточным дежурством в больнице, Анатолий скоро заснул и сам, чтобы в четыре часа утра, как от удара, проснуться от пугающей душу абсолютной тишины. Он кинулся к Володе - пульса не было...
Как живешь, Солнечный лучик?