Примерное время чтения: 9 минут
291

"Хороший ты человек, Гриша! Был."

Прошел год со смерти Григория Горина - талантливого драматурга и очень хорошего человека. В "Ленкоме" вышел "Шут Балакирев" - его последняя пьеса. А издательство "ЭКСМО" готовит книгу, куда войдут воспоминания друзей Григория Горина. Главы из нее сегодня представляет "АиФ. СВ".

Виктория Токарева: "Нет"

КОГДА это было? В конце шестидесятых годов. Нам нет тридцати. Мы сидим в журнале "Юность", бывшей графской конюшне, и спорим: кто из нас самый знаменитый.

Мы - это Гриша Горин, Витя Славкин, Хайт и Курляндский, и я.

Витя Славкин - зав. отделом юмора журнала "Юность". Знаменитым он станет позже, лет через десять. Он напишет пьесу "Взрослая дочь молодого человека".

Хайт и Курляндский уже запустили свою серию "Ну, погоди!", и забубенный волк уже гонялся за аккуратненьким зайцем.

Я - написала рассказ "День без вранья". Он был замечен. По нему снимали кино на киностудии "Мосфильм".

Гриша напечатал на шестнадцатой полосе "Литературной газеты" целую серию блестящих юморесок, в Ленинграде шла его пьеса, написанная совместно с Аркановым.

В то время, в конце шестидесятых, мы были молоды, веселы, беспечны, тщеславны, жаждали славы и даже успели ухватиться за ее ускользающий бок.

Итак, мы сидим в бывшей конюшне на улице Воровского, а на дворе первая, хрущевская, перестройка, весна, оттепель - в прямом и переносном смысле. На улице солнце, на мне короткая юбка, мы с самым серьезным видом обсуждаем: кто из присутствующих самый знаменитый.

- А давайте выйдем на улицу и спросим первого встречного, - предлагает Витя Славкин.

Мы вываливаемся на улицу и ждем первого встречного. И вот он появляется из ресторана ЦДЛ. Открывается черная кованая дверь, и по ступенькам спускается хмурый, лысый и пьяный человек.

Я подскочила к нему и по-пионерски затараторила:

- Здрасте. Я - Виктория Токарева. Это мои друзья: Горин, Хайт и Курляндский. Скажите, пожалуйста, кто из нас самый знаменитый?

Человек тяжело поднял широкие веки, мрачно посмотрел и произнес:

- Пошла ты на хер...

Я растерялась. Гриша тут же выступил вперед и миролюбиво произнес:

- Юз, Юз, ну что ты...

Юз повернулся и пошел прочь.

- Ты его знаешь? - спросила я Гришу.

- Ну, конечно, это Юз Алешковский.

Имя мне ничего не говорило. Позже я прочитала его запрещенный роман "Николай Николаевич". Роман - замечательный, но сейчас не об этом.

Эксперимент с первым встречным провалился. Дома я нашла через знакомых телефон Юза Алешковского. Позвонила и спросила строго:

- Скажите, пожалуйста, почему вы послали меня на хер? Вам не понравился мой рассказ?

- А... - отозвался Юз. - Я очень рад, что вы звоните. Мне так неудобно... Дело в том, что я сидел в ресторане, пил водку и думал о том, что мне уже тридцать семь лет, а я не напечатал ни одной строчки. Моя жизнь уходит, как дым в трубу... А тут я выхожу на улицу, а навстречу - вы, молодые, веселые, красивые и уже знаменитые. И стало мне так горько... Простите меня...

- А... - я с облегчением вздохнула. Сняла с души груз. Оказывается, причина была не во мне, а в нем.

Я позвонила Грише и прокричала:

- Гриша! Это Юз не нас послал на хер, а себя.

Гриша задумался, потом произнес:

- Бедный Юз...

Гриша обладал качеством, которое называется - "обратная связь". Он чувствовал вторую сторону не меньше, чем себя. Не меньше, а на равных. Редкое качество, тем более у таланта. Талант оттягивает. И каждый творец, как беременная женщина, прислушивается к себе и сосредоточен на себе.

Гриша тоже был погружен в себя, но он умел выныривать из себя и слушать мир. Слушать и слышать чужой стон.

Мой дорогой, бесценный Гриша.

...Через две недели после нашей очередной встречи мне позвонил корреспондент "Известий" и попросил что-то сказать, как-то отреагировать на смерть Григория Горина.

- Что? - не поняла я. Он повторил свою просьбу.

- Нет!!! - закричала я.

Я не пошла на похороны, потому что не хотела видеть его не живым. Для меня Гриша - как был, так и есть. Он где-то здесь. Рядом. Я и раньше звонила ему не часто. И сейчас не звоню. Но если захочу - наберу номер, и... "Наши мертвые нас не оставят в беде".

В трудные минуты я говорю себе: хороший ты человек, Вика... И живу дальше.

Александр Ширвиндт: "Запоздалое покаяние"

ЧЕМ добрее человек, тем безнаказаннее доступ к нему. А если он при этом еще и "архиталантлив", то становится липкой бумагой для сонмища "мух", мощно и бессмысленно жужжащих вокруг, кичась назойливой бездарностью. Прилипну! Прилипну! Погибну, но прилипну. Их же никто к этой манкой ленте не пришпиливает, как в садистическом набоковском наслаждении убийства и без того недолгожительных бабочек. Они неслучайно врезаются в эту ленту, летя на космических скоростях к звездам или, на худой конец, на кухню. Нет. Они добровольно и вожделенно приникают к медообразной поверхности, приникают, "влипают" и, вкусив глоток чужого дарования, погибают.

Сонмища "мух" вились около Гришиного таланта, обаяния, доброты, жалости к человечкам. К сожалению, иногда пользовались огромностью его души и мы, его друзья.

Я, пишущий эти строки, не зная поименно состава авторов данной книги, со всей гражданской ответственностью могу предположить, что каждый и любой, любой и каждый из авторов должен найти в себе запоздалое мужество и попросить у Гриши прощения.

Прощения за то, что использовали его талант в корыстных целях.

Прощения за то, что пользовались его добротой из меркантильных соображений.

Прощения за то, что отнимали у читателей, зрителей и потомков его драгоценное время, растаскивая его по бесконечным юбилеям, "жюрям", презентациям и прочаям...

Прощения за то, что очень редко по отношению к Грише употреблялось восклицание - "НА!" вместо бесконечной мольбы - "ДАЙ!"

Разослать бы всем анкеты, чтобы каждый, персонально, как в налоговой декларации (только на этот раз честно), написал список Гришиных благодеяний. Монументальный труд мерещится.

Хочу быть пионером в этом проекте и на паре-тройке примеров показать картину своих взаимоотношений с другом.

По разделам

I. Рыбалка

а) Заставлял (в силу своего жаворонковского просыпания) Гришу вставать в 4 часа утра, прекрасно зная, что версия предрассветного клева - утопия, а Гриша мечтает хотя бы о часе лишнего сна.

б) Силой своей алкоголической настырности вливал в Гришу на пленэре намного больше напитков, чем он хотел и мог употребить.

в) Никогда не помогал Грише в добыче наживки (откапывании червей, варении геркулеса и манки, покупке мотыля).

г) Не отказывался от Гришиных предложений занять лучшее и более уловчатое место на берегу.

д) Не собирал ветки и не разводил костра вместе с Гришей.

е) Во время бури на озере не сменял его на веслах.

ж) Никогда не противился разделу улова поровну, хорошо зная, что Гриша меня "обловил".

з) Неоднократно на обратном пути с рыбалки засыпал за рулем, прекрасно сознавая, какую общечеловеческую ценность я везу.

и) Ни разу в жизни не помог Грише чистить рыбу.

Напрашивается вопрос - зачем вообще я нужен был ему на рыбалке?

Напрашивается ответ - он считал меня своим другом... А для друга...

II. Творчество

а) Капустники Дома актера...

Сколько бессонных, молодежных ночей провели мы с Гришей под надзором незабвенного Ал. Моис. Эскина в сгоревшем Доме актера, сочиняя "крамолу" застойной эпохи! Сколько аплодисментов заслужили от благодарной "элиты", скрывая за кулисами блистательного и скромного автора Горина (в те "жуткие" времена авторы еще не выходили вместо артистов на сцену)!

б) Юбилеи.

Сколько ночного телефонного нытья выслушал от меня Гриша, с просьбой "довернуть" очередную вялую шутку!

Сколько он зарифмовал скетчей и тостов!

Всю жизнь Гриша метался между мечтой оставаться самим собой и необходимостью обслуживать друзей. Часто это было несовместимо.

В 60-х годах (сколько можно употреблять эту цифру!) на перекрестке наших богемных передвижений - молодой, но уже великий Слава Зайцев, перехватив наш с Гришей завистливый взгляд на прошествовавшего мимо человека - иномарку дипломатического разлива, участливо бросил: "Гриша! Набери материала, я создам тебе ансамбль - все ахнут". Не прошло и года, как мне позвонил взволнованный Гриша и сказал: "Свершилось! Идем в Дом литератора на премьеру костюма - я один боюсь".

В переполненный пьяно-хвастливым гулом ресторан вошел я, а за мной в некоторой манекенной зажатости торжественно вплыл Гриша, неся на плечах и ногах стального цвета зайцевский шедевр... Мы остановились в дверях, ожидая аплодисментов, и в этот момент мимо нас, с незамысловатой поэтической закуской, прошмыгнул легендарный официант Адик - мельком зыркнул на Гришу и, потрепав свободной рукой лацкан шедевра, доброжелательно воскликнул: "О, рашен пошив!" Мы развернулись и больше этого костюма не употребляли.

Было это лет 35 назад - были мы молоды и мечтали о хороших пиджаках, бриарровских прямых петерсоновских трубках, о неинерционных спиннинговых катушках... Все пришло! И что? Любочка Горина сказала: "Возьми Гришины пиджаки и трубки - пусть будут на тебе...". Я сначала испугался, потом подумал и взял. И вот хожу я в Гришином пиджаке, пыхчу его трубкой, и мне тепло и уютно.

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно